— Мне нравится твоя идея, — одобрительно кивнул Леша и повернулся ко мне: — Что скажешь?
Я лишь кивнула. Сколько раз мне пришлось пожалеть о том, что я сразу не послала бывшего, как только увидела в своем офисе? Много. Нет, конечно, я хотела справедливости для несчастной Лебедевой, покинувшей мир в столь юном возрасте. Но я не хотела возвращаться в прошлое, о котором присутствие Леши напоминало ежеминутно. И самое отвратительное, что прошлое было прекрасным, не считая момента его предательства…
Черт, как-то все быстро и неожиданно. Сейчас мне просто надо поехать домой и привести мысли в порядок, а завтра я снова стану мыслить здраво. Пока слишком много эмоций на меня навалилось.
Я сгребла папку с копией дела со стола, поискала глазами Тимошу, развалившегося на спинке дивана, и сказала:
— Сейчас мне надо домой. Тебя могу подвезти, — кивнула Ботанику. — А ты завтра, — посмотрела на Лешу, — съезди к Клементьеву за отчетами, которые так интересовали Лебедеву.
— Но мы… — начал было он, но я прервала:
— Леша, твой опыт в оперативно-следственных мероприятиях бесценен, и ты, конечно, разбираешься в этом намного лучше. Но сейчас решать все буду я. Ты мой клиент, поэтому думать будут твои адвокаты.
Сейчас я уже думать не могла и, возможно, довольно резко высказалась. Но мой защитный механизм дал трещину. Трещину большую и довольно протечную. И я просто спасалась. Спасалась как могла.
Тимоша, будто почувствовав, что пора уходить, спрыгнул с дивана и, призывающее мяукнув, вышел в коридор. Ботаник вышел следом за кошаком, сказав Леше:
— До свидания. Было приятно познакомиться.
Банально, но хоть не проблеял, как это было с ним в начале дня. Только сейчас у меня не было желания оставаться тет-а-тет с бывшим, который преградил мне путь к выходу.
— Ивонна, не сбегай просто так. Нам все равно когда-нибудь придется поговорить.
— Пропусти. Или завтра же будешь разгребать все это дерьмо один.
Он отошел. Знал, что я не шучу. Слишком хорошо меня знал и помнил. Это пугало. Вряд ли хоть кто-то знал даже половину того, что заметил и чем смог воспользоваться Леша. Теперь я понимала, что нельзя открываться ни перед кем, но пребывала в такой эйфории, что позволила себе слишком много слабостей.
— До завтра? — вопросительно спросил Леша уже возле порога.
— Я позвоню, — ответила, подхватывая Тимошу на руки.
Мы с Ботаником спустились вниз, и, кажется, только тогда я смогла выдохнуть. Только покинув эту квартиру, поняла, что постоянно находилась в напряжении. Даже все мышцы ломить начало.
— Простите… — замялся Ботаник, когда мы сели в машину, и снова покраснел.
— Что? — повернулась к нему. — Хочешь спросить, что сделал Леша?
— А вы проницательны… Извините, это все-таки не мое дело.
— Может, и не твое… Но все до банальности просто. Нам не повезло столкнуться с одним и тем же делом по разные стороны юриспруденции. Мой клиент был его подозреваемым. Работа работой, мы никогда не обсуждали это дома. Но все улики были косвенными, только алиби не подтверждено. Клиент мне рассказал, где он был на время преступления, но просил не использовать это в суде. Тогда бы, согласно брачному договору, жена лишила его почти всего состояния.
— Он был у любовницы? — догадался Ботаник.
— Да. Естественно, я спросила ее имя и адрес, чтобы подтвердить, хоть я и не собиралась это использовать при защите. Клиент мне доверился, я ему обещала, что ни один живой человек не узнает ни о чем, но… У меня были записи по делу, и Леша их нашел…
— И он их использовал в деле?
— Да. Клиент мой так боялся потерять свои деньги, что шифровался с любовницей похлеще Штирлица, поэтому только я знала, кто она, где живет… И, конечно… — черт, как будто заново все это переживаю.
— Вы лишились клиента, потому что он сразу понял, откуда растут ноги. Но простить вы это не смогли, поэтому и ушли от него.
— Да, — подтвердила я. — Ладно, все! Дело прошлое. Поехали.
Проехали и поехали. Я удержалась — не посмотрела на его окна. Набирая Танькин номер, я ожидала услышать волнение в голосе, но услышала только радостное:
— Алло! — и шум дороги.
— Ты где?
— Ванечка, — защебетала сестрица немного виновато, и я мысленно застонала.
— Твою ж мать, Танька…
— Ну, Ванька… Мы решили махнуть за город. У меня как раз работы нет. Посиди с Тимошей. Ну пожалуйста…
— А вот у меня как раз работа есть! — уже рявкнула я, понимая, что от Таньки не отвертеться. Ботаник посмотрел на дверь — наверное, хотел выпрыгнуть прямо на ходу. Тимоша же даже не подал голос, видимо, за день привык к моим крикам.
Танька шмыгнула носом, очень демонстративно, чтобы я услышала и почувствовала злобной сестрой, которая не желает ей счастья. Подобные выходки на меня перестали действовать лет двадцать назад, а я пророчила Таньке Оскара. Может, я и стала причиной великолепной актерской карьеры сестрицы. Правда, не голливудской, а всего лишь театральной, но роли она играла великолепно.
— Ванька… — жалобно протянула. Боже, так бы Джульетта не смогла захныкать над трупом Ромео.
— У тебя пара дней. Только не вздумайте там плодиться. Ты кота бросаешь, а ребенка вообще в детдом сдашь.
— Злая ты, мужика тебе надо, — судя по голосу, Танька уже не строила из себя обиженную сироту.
— Ага, вот ты со своим вернешься, и я его на пару дней позаимствую. Пусть всю злость из меня выбьет.
Отбросив телефон с размаха на заднее сидение, услышала, как недовольно подал голос Тимоша. Кажется, попала в него.
— Извини, котяра, но обиды не держи, а то нам еще вместе куковать.
— А куда мы едем? — вдруг подал голос Ботаник.
Черт!
— А куда тебе надо? — спросила, притормозив.
Он немного замялся, потеребил край идеально выглаженной рубашки и посмотрел на меня. Солнце отразилось в стеклах очков, что не дало мне увидеть взгляд, но по интонации можно было определить степень его неловкости:
— Домой, наверное… Меня мама ждет. Уже волнуется, должно быть.
Я пару раз быстро моргнула, не понимая, ослышалась или нет. Мама волнуется? Нет, конечно, мамы волнуются за детей, когда даже тем и за сорок перевалит. Моя тоже постоянно звонит. Но тут виделась гиперопека. В каждом его упоминании, жестах, взгляде…
— У тебя отец есть? — выпалила, не подумав, что это бестактно.
Ботаник отвернулся к окну и замолчал. Черт, вот как ходатайствовать? Я снова завела мотор, хотя так и не знала, куда его везти, когда снова блики очков повернулись ко мне:
— Он умер, когда мне было пять лет. Я его почти не знал. Мама меня, возможно, сильно опекала, но постаралась сделать все, чтобы дать мне… Возможности, образование и перспективы. Иногда это меня раздражало, особенно в подростковом возрасте, но все-таки я оценил ее жертву.
