Мне явно требовалось посетить салон красоты, а лучше – купить туда абонемент. Ногти были грубо подстрижены, как у пятилетки, которая попыталась навести маникюр самостоятельно. Ночнушка на мне висела, будто была на пять размеров больше. Эй, вы меня тут не переодевали, что ли? Я никогда не выглядела так паршиво.
Мне принесли ужин, и я, наконец, поела. Макароны с котлетой были божественными. Хотя, подозреваю, любая еда вызвала бы во мне восторг, я была готова съесть слона!
Поздно вечером пришел доктор. У него вообще есть дом, семья и все такое? Или он живет на работе?
– Пару дней вы полежите в палате, потом вас переведут в реабилитационный корпус. Вы будете посещать курсы, где узнаете, что изменилось в мире за те годы, которые вы провели в Институте.
Ну и на том спасибо.
– Вы помните что-то из того, что было после заключения контракта? – спросил Дмитрий Игоревич, оторвавшись от моей карты и взглянув на меня. На мгновение мне показалось, что в его взгляде проскользнуло искреннее любопытство. Или участие. Мне так не хватало простой человеческой заботы. Я хотела услышать что-то ободряющее. Не из рекламных брошюр про светлое будущее.
Может, рассказать ему про мой сон? С кораблем и побегом из больницы.
– Кое-что помню. Наверное, это просто сон.
– Расскажите.
И я вывалила в общих чертах, как плыла на корабле, познакомилась с красавчиком, сбежала с корабля-больницы, таксист довез меня до дома номер тринадцать на Лесной улице, и там я познакомилась с сестрой-женой красавчика, которая сдала меня с потрохами.
Дурацкая история.
– Это не сон. Это часть эксперимента.
Хорошо, док, ты меня почти успокоил. Теперь я не буду чувствовать себя сумасшедшей.
– Вы дали мне сбежать, – я посмотрела в его глаза, он тут же отвел взгляд.
– Это было частью эксперимента.
Он снова превратился в безучастного робота, делающего свою работу.
У вас тут все по плану. Я вздохнула. Сказать, что была разочарована – не сказать ничего. Я чувствовала себя обманутой и опустошенной. Дмитрий Игоревич задал еще тысячу вопросов о том, что случилось после побега. Про таксиста, про квартиру. Про жену красавчика. Как она выглядела, что говорила. Доктор, видимо, уже забыл, что явился в дом к Екатерине и бесцеремонно меня вырубил.
Я больше не ощущала в нем участия. Наверное, мне просто показалось, что ему интересны мои переживания.
– Вы сами дотащили меня до машины?
Он уткнулся в мою карту и поправил очки. Я задала какой-то неудобный вопрос?
– Обычно санитары помогают возвращать пациентов в палату.
Я не хотела знать, как это происходит обычно, я желала услышать, как это произошло со мной.
Этот умник без конца от меня отворачивался, и во мне поселилось стойкое ощущение, что он мне врет или чего-то недоговаривает. Что за тупые опыты на мне проводились?
– На сегодня достаточно, – отрезал доктор и захлопнул мою карту. Он стал пугающе серьезным, а мне еще много чего хотелось выяснить.
– Вы вернете личные вещи?
В день заключения контракта у меня были деньги, телефон и целая куча полезных мелочей. Вряд ли по их плану тут до сих пор дежурит таксист, который не берет с пассажиров денег.
– Да. Когда придет время.
Тупой робот!
Он тут же сослался на поздний час и других пациентов. Я не видела на этаже других пациентов! Даже не уверена, что они существуют! Док, я тут. Мне нужен мой телефон. Хочу позвонить или написать кому-нибудь из прошлой жизни. Желаю побыстрее вернуться в мир, из которого выпала на семь долгих лет. Так помоги же мне!
Доктор поднялся и вернул стул на место.
– Вы получите телефон после нескольких занятий со специалистами из реабилитационного корпуса.
Бездушная машина! Ну и катись к другим пациентам!
Пару дней я провела в больнице. В той самой палате. У меня взяли кучу анализов и сообщили, что все в порядке. Чувствовала я себя неважно. Жаль, что нет таблеток для облегчения душевных страданий. Других пациентов я все же встретила. Они и вправду существовали и лежали в точно таких же палатах, как и я. Одной женщине, Марине из соседней палаты, оставалось провести в этом корпусе последнюю ночь. Ей было радостно осознавать, сколько полезного она сделала для других. В основном, конечно, для своей младшей дочери, из-за которой она тут оказалась. Малышке должны были оплатить серию дорогостоящих уколов, но как все прошло, хорошо ли себя чувствует девочка, Марина не знала. Ей, как и мне, не отдали телефон. Она просто слепо верила в чудеса, которые творила современная медицина, и прочий бред, которые несли доктора. Я пожелала ее дочери скорейшего выздоровления и больше с ней не общалась. Ни к чему мне было грузить себя тяжелыми историями других людей. Надеюсь, с Марининой дочкой и вправду все в порядке. Не хочу думать о плохом.
Я старалась держать себя в руках и не показывать своему врачу, что творилось в голове. Дмитрий Игоревич еще несколько раз меня допрашивал, опять выпытывал подробности про Екатерину и про то, что она мне говорила. Спроси у нее сам, док. Или она ни черта не помнит? Вряд ли можно забыть ситуацию, когда поздно вечером к тебе в дом приходит грязная беглянка и несет какой-то бессвязный бред.
Перед выпиской из больницы я спросила у доктора о своих родственниках. Я уже получила бумажку-направление и сидела на застеленной кровати в ожидании, что меня кто-то проводит в реабилитационный корпус. Не пойду же на улицу в дурацкой ночнушке. Я в ней похожа на воздушный шар.
– Вы оставляли контакты родителей, – ответил Дмитрий Игоревич. Он стоял ко мне боком, спрятав руки в карманы и глядя в окно. Сквозь вертикальные жалюзи было видно автостоянку. Ту самую, через которую я бежала вместе с Михаилом.
– Они мной интересовались?
– Нет.
Он повернулся ко мне и поправил очки. Не чувствовала я в нем души. Я была для него очередным рабочим днем. Это в моей жизни произошли изменения, не в его.
– С ними что-то случилось?
– Вам предстоит это узнать.
Слушай, док, выключи уже своего внутреннего робота! Просто дай мой телефон. Я позвоню им сама!
– Хочу забрать свой телефон.
– Еще не время.
Бездушный автомат! Даже люди в моем сне про корабль и побег из больницы были куда реальнее! Может, я все еще сплю?
Медсестра принесла одежду: джемпер, штаны и кеды безликого серого цвета. Ни узора, ни рисунка. Даже логотипа Института не приклеили. Трусы с носками были из каких-то скользких материалов. Медсестра терпеливо ждала, пока я напялю на себя все эти дрянные шмотки, и глядела в окно. А я старалась не проронить ни одного ругательства. Этот Институт тратил кучу денег на вознаграждение таким, как я, и закупал одежду в вонючем подвале. Нитки торчали отовсюду. Надеюсь, за несколько дней эти тряпки не разойдутся по швам. Носки точно не доживут до вечера. На новом месте ведь будет что-то на смену?
