После того случая я несколько раз звонила своему мужчине. Он больше не хотел со мной встречаться. Я ревела, но понимала его. Он мог сбежать, а я нет.
Или могла?
Однажды, когда мать крепко заснула и мне захотелось получить иллюзорную поддержку в социальных сетях, я увидела объявление со счастливыми мужчиной и женщиной, где возле их улыбающихся лиц большими красными буквами было написано «Осуществи свои мечты».
Конечно, я уже слышала об Институте. Опыты, которые в нем ставили на добровольцах, двигали науку вперед и помогали разрабатывать новые лекарства. Публикации о проведенных исследованиях печатались в журналах мирового уровня, их читали ученые из других стран и тоже делали для нашего мира много хорошего. Подопытные получали сказочное вознаграждение. Всего-то и требовалось отдать несколько лет своей жизни.
Я хотела собственную квартиру. Оформили документы быстро. Я даже успела съездить в нее пару раз и дать указания по поводу ремонта. Она была такой огромной и абсолютно серой. Все квартиры в новостройках продавали такими: с бетонными стенами и отсутствием каких-либо признаков жизни.
Вознаграждение получаешь сразу, авансом. Деньгами Институт не расплачивается никогда. Он оплатит ваши счета на лечение, купит вам квартиру, дом или машину, но хрустящих бумажечек вы не получите.
Одна из моих однокурсниц взяла академотпуск, чтобы отдать этот год Институту и получить крохотную студию на окраине рядом с вонючей свалкой мусора. Она расписывала в красках, как здорово стать причастной к великим исследованиям да еще и получить вознаграждение. У меня не было иллюзий насчет науки и моего в ней участия. Я хотела свое жилье, а Институт предлагал самый простой вариант по его приобретению.
Был пунктик, что пока надо мной будут ставить опыты, Институт подыщет аккуратных жильцов, сдаст им мою квартиру и двадцать пять процентов от выручки будет перечислять на мой счет. К пробуждению в моей собственности окажется квартира и счет на кругленькую сумму. Это предложение казалось выгодным, ведь я трезво оценивала свои возможности. Денег у меня не водилось. Квартира и небольшой капитал стали бы хорошим началом моей самостоятельной жизни.
Мать устроила скандал, обвинила в том, что я хочу сбежать от надуманных проблем. По ее мнению, я каталась, как сыр в масле. Она же меня полностью обслуживала: готовила, убирала. Всегда после ссор с ней я чувствовала себя редкой дрянью. Хотела сама себе готовить еду. Вредные макароны или магазинные котлеты. Но к кухне мать меня не подпускала, чтобы я не испортила ее любимую сковородку с каким-то идиотским покрытием. Я хотела больше простора для своей жизни. Без ее упрекающих взглядов, без постоянных телефонных звонков с вопросами, где я и с кем. Я полагала, что всему виной наша маленькая жилплощадь. Разве можно построить нормальные отношения с близкими, если вы с ними ютитесь на сорока квадратных метрах?
Помню, как переоделась в белую сорочку, которая была на пять размеров больше, чем нужно. Помню врача. Да, именно этого. Слишком молодого и чрезмерно худого. Я тогда подумала, что ко мне прислали практиканта, чтобы он отработал на мне какое-нибудь задание. Он будто выучил фразочки заранее. В его словах не было искренности, он просто говорил то, что в него сунули наставники или учителя. Ведь есть кто-то, кто готовит таких врачей-роботов к тому, что придется лить в уши подопытным подслащенную водичку, чтобы эти самые подопытные почувствовали свою значимость. Мне было плевать на науку. Я желала получить то, что помогло бы начать собственную жизнь.
Все медсестры были чересчур вежливыми, как будто я спустилась с небес и удостоила их, холопов, своим вниманием. В глубине души я понимала, что отдаю гораздо больше, чем получаю.
Я отдала время. Семь лет своей жизни.
Семь! Сперва я хотела отдать только три, но потом подумала, что однокомнатной квартиры в пригороде мне будет мало и лучше взять просторную трешку в новом районе с красивыми дворами, парковочными местами, лавочками и детскими площадками. Я много размышляла о том, сколько лет отдать, и так до конца не определилась. Три года – это не так уж много. Вечно улыбающаяся девушка-администратор, сошедшая с обложки глянцевого журнала, убедила меня, что лучше один раз вложиться и взять квартиру, в которой я проживу всю оставшуюся жизнь. Ведь однушку потом придется менять на что-то побольше. Опять придется вкладываться. А так за семь лет я получу прекрасную просторную квартиру в удобном новом районе. Наверное, этой улыбавшейся красотке выдавали премии за каждого клиента, который согласился отдать больше, чем собирался. Я ведь планировала завести семью когда-нибудь в будущем. Когда очнусь после оговоренных в контракте лет, сделаю карьеру и найду подходящего мужа. В трех комнатах проще воспитывать дочь или сына, ведь у нас не возникнет разногласий из-за того, что у ребенка нет своего угла. Я согласилась отдать семь лет своей жизни.
Многие знакомые говорили, что пойдут в Институт и так заработают себе на жилье или на учебу за рубежом. На выпускном вечере моя соседка по парте объявила, что уже подписала контракт, и через три года получит малогабаритную двушку недалеко от центра. Жилье не новое, поэтому так дешево: всего три года. Деньги, которые накапают с аренды она планировала пустить на ремонт. Больше я ее не видела. Увижу ли когда-нибудь?
Парень из параллельной группы, который был мне симпатичен, ушел в Институт на пять лет, чтобы получить место в одном из крутых университетов за рубежом. Не помню, в каком. Да и не важно это теперь, когда прошло столько лет.
Где же мои друзья? Удастся ли их найти? Ведь теперь у них своя жизнь с осуществленными материальными мечтами, в которой мне уже нет места.
Доктор что-то рассказывал про Институт и про важность исследований. Наверное, ко мне прислали робота, который выдает каждому пациенту один и тот же набор слов.
– У вас наверняка возникнут вопросы, – сказал зануда, поднявшись со стула. – Я к вам зайду вечером.
– Я тут буду ночевать? – вырвалось у меня. А как же мой новый дом? Разве меня не отпустят прямо сейчас?
– Вам нужно пройти короткий курс реабилитации. Нам следует убедиться, что с вашим здоровьем все в порядке, и вы должны узнать, как изменился мир.
Ну мир я могу изучить и без тебя, док. А про здоровье мне и самой было интересно. Когда я подписывала контракт, то не вчитывалась, что со мной будут делать. Улыбчивая девушка-администратор пояснила, что после окончания контракта я очнусь с ощущением, будто все семь лет спала. Я и вправду чувствовала, что спала слишком долго, как во время болезни, когда спишь с температурой днями и ночами. Только не было облегчения, как при выздоровлении.
Голова разрывалась от вопросов, но я смогла выдавить только шаблонное «хорошо». Нет, я не превратилась в робота. Мне требовалось больше времени, чтобы разобраться, что же со мной случилось.
В туалете над раковиной висело зеркало, и в нем отражалась совсем другая женщина. Не я!
Какой я себя помнила? Юной красоткой с темно-русыми волосами и блестящими глазами, а из зеркала на меня смотрела бледная женщина с тусклой кожей и светлой паклей на голове. Я блондинкой родилась, но в юности стала краситься в темный. Волосы мне просто грубо обстригли, и теперь они едва касались плеч. Почему эти умники со своей наукой не догадались пригласить хотя бы парикмахера-ученика?
