– И что же?
– На некоторых испытывают какие-то лекарства, а после эти дети умирают. Или им делают укол, чтобы не мучились, потом на органы разбирают. Это бизнес. Сейчас же медицина шагнула далеко вперед. Продолжительность жизни увеличилась…
– За счет таких детей?
– Какая разница? Эти дети все равно ничего не понимают.
– А женщины?
– Ты ведь ничего не помнишь. Может, тем, кто начинает протестовать, вычищают память. Эти женщины живут дальше обычной жизнью. Все в плюсе. Понимаешь, Институту надо, чтобы довольных клиентов было гораздо больше, чем недовольных. Тогда подавить бунт будет просто.
Хотела ли я бунтовать сейчас? Наверное, нет. Все эти россказни меня не касались. Я ничего не помнила из тех семи лет, что провела в Институте.
Я посмотрела сквозь стекло на мигавший светофор, на разношерстную толпу под ним.
– Расскажи о себе, – попросила я, переведя взгляд на красавчика. Свою злость на врача и Институт пришлось запихнуть куда подальше. Обмозгую эти новости потом, когда вернусь в свою серую коробку.
Михаил удивился. Не ожидал такого вопроса.
– Как ты после пробуждения? – уточнила я, чтобы ему было проще найти ответ.
– Устроился на работу. Жизнь продолжается. Все почти так же, как и до Института.
Почему у меня все не так? Почему кто-то может не грустить из-за потерянного времени, а я нет?
– У тебя есть кто-нибудь?
Он ухмыльнулся, сцепил пальцы на столе и склонил голову. Такой красавец не мог быть один. Я задала дурацкий вопрос.
– Есть.
Ожидаемо.
– Мы познакомились на курсах в реабилитационном корпусе.
Начало темнеть. Мы так долго торчали в этом кафе, общались, и я надеялась, что он спросит мой номер, но потом поняла, что он слишком хорош для меня. Я просто выпала за борт этой жизни. Наверное, все же утону. Как найти в себе силы, когда вокруг мир поменялся, а ты к таким переменам оказалась не готова?
Он достал смартфон и щелкнул, сфотографировал меня, сидящую с потерянным лицом. Блеск стерся с губ, волосы взлохмачены. Я как есть, без прикрас. Обидно.
– Продиктуй свой номер.
Вот так просто. Нельзя так кружить голову девушке!
Я, естественно, продиктовала. Вряд ли мы будем встречаться. Пока не переведутся все красавицы мира, мне не на что надеяться.
Ладно уж. Может, у него есть друг попроще. Не такой ослепительно красивый, не такой обаятельный, а просто душевный. Впрочем, мне рано крутить романы. С собой надо разобраться.
И был еще один вопрос, который я хотела задать Михаилу.
Я смотрела на то, как он отсчитывал деньги и клал их в маленькую коричневую папочку, которую ему подала официантка. Он заплатил за мой кофе. Щедрый ты, красавчик.
– Откуда у тебя шрам? – выговорила я. Вообще-то мне хотелось спросить о другом, но про шрам тоже было интересно.
Михаил на секунду замер, а потом с улыбкой рассказал, что его приняли в семью с таким небольшим недостатком. Приемные родители даже свозили его в столичную клинику, где пластические хирурги немного подправили ему бровь и сделали шрам не таким заметным.
Обещания Института про здоровых детей такая же наглая ложь, как и про все остальное!
На следующий день я взяла такси и отправилась к черным воротам. Туда, откуда недавно меня выпустили. В Институте со мной что-то происходило. Что-то, что я хотела бы запомнить.
Был будний день, одиннадцать часов. Надеюсь, мой врач не сильно загружен выводом бедняг из забвения.
На проходной охранник повторял и повторял, что не положено отвлекать врачей от работы. Даже если пришел бывший клиент и готов все тут разнести. В итоге робот превратился на полминуты в человека и позвонил куда-то. Это был не мой врач, но охранник передал в общих чертах, что происходит. Одна эмоциональная дамочка хочет видеть Дмитрия Игоревича.
– Пусть захватит с собой ребят.
Эта фраза мне совсем не понравилась. Я хрупкая женщина и просто хочу поговорить.
Охранник заверил, что доктор сейчас придет, и я села на жесткий кожаный диван.
Не пробиться. Такое чувство было у меня внутри, когда я мучила охранника. Когда ждала своего врача. Он наверняка связан какой-нибудь врачебной тайной или своими договорами. Или он такой же робот, как и все вокруг.
Дмитрий Игоревич шел быстро. Я увидела его в окно. На нем был белый халат поверх рубашки. Он не мерзнет. Впрочем, на проходной было тепло. Я поднялась с дивана и бросилась в его сторону.
– Добрый день. Как вы себя чувствуете? – спросил Дмитрий Игоревич, когда подошел ко мне. Вообще-то, вид у него был такой, будто он хотел меня послать, но правила приличия требовали сперва поинтересоваться самочувствием.
– У меня родился кто-нибудь во время экспериментов?
Я старалась держать себя в руках и соблюдать правила хорошего тона.
– Это закрытая информация.
– Я могу подождать, пока вы проверите.
Он ведь мог не помнить, что происходило именно со мной в течение долгих семи лет.
– К сожалению, не могу ответить на ваш вопрос. Это в ваших интересах.
– В моих интересах знать правду!
Мне хотелось схватить его за грудки и вытрясти все, что он знает о моем пребывании в Институте.
– У меня родился ребенок? – выкрикнула я так, что задрожали стекла и вздрогнул охранник. – Это все, что я желаю знать!
– В контракте было прописано, что мы можем использовать вашу репродуктивную функцию.
Паршивый робот, набитый кучей умных фраз!
– Мы обязаны отпустить вас отсюда здоровой.
Я теряла над собой контроль. Врач оставался спокойным. Он сунул руку в карман, и я поняла, что мне следует угомониться. Не хочу, чтобы он мне что-нибудь вколол.
Подошли санитары: два огромных мужика-робота с каменными лицами.
Правду я тут не узнаю, а огрести по полной программе могу. Доктор, санитары, охранник – они все винтики в этой системе. Не хотелось возвращаться в эти белые стены. Не хотелось становиться роботом. Делать мне тут больше нечего. Правду здесь я точно не узнаю.
– Извините. Я погорячилась. Мне пора домой.
– Вы можете обратиться в наш центр психологической поддержки клиентов.
Тупая машина! Ты просто выдаешь заученные фразы! Ты не представляешь, что я чувствую. Не нужен мне твой центр поддержки. Мне нужно совсем другое!
– Спасибо, я подумаю.
Пришлось склонить голову, чтобы скрыть лицо и не выдать того, что творилось у меня внутри. Этот бой я проиграла.
