– Ваш контракт не завершен, – проговорила Екатерина. – Браслет еще на вас. Его снимут, когда эксперименты завершатся.
– Прошу, дайте поговорить с вашим мужем! – я вскочила с дивана.
В комнату кто-то зашел, и я резко обернулась.
Мой врач. Эта женщина снова меня сдала!
– Я просто хочу поговорить с ним, – умоляла я.
Екатерина взяла с полки фотографию.
– Вам нужно вернуться в Институт, это в ваших интересах, – убеждала она. – Вам не желают зла и не сделают ничего плохого.
Не верю! Там происходит что-то странное. Почему я помню кусок эксперимента? Я не должна его помнить, как и не должна помнить этот адрес!
– Прошу… – повернулась я к своему доктору. Хотела попросить ничего мне не вкалывать. Я сама пойду с ним куда угодно. Но было уже поздно: он вцепился в мое плечо и что-то вколол. Я опомниться не успела. Он усадил меня на диван, ноги стали ватными.
Он держал меня за плечи и смотрел, как я постепенно слабела. И не было в его взгляде ни капли сострадания. Этому роботу требовалось вернуть на место непутевую пациентку. Он выпрямился и отошел за диван.
Зачем так? Почему нельзя было договориться? Дмитрий Игоревич придерживал меня за плечи сзади. В этом не было никакой необходимости. Сил во мне не осталось.
Я видела большие черные глаза Екатерины под аккуратными бровями, высокие скулы и худые щеки. Она мне кого-то напоминала, как и тот снимок, который она держала в руках. Он что-то значил, но я никак не могла вспомнить, что именно.
– Я верну вас в палату. Вы еще не готовы, – сказал Дмитрий Игоревич перед тем, как я вырубилась.
3
Яркая вспышка ударила по глазам, и я зажмурилась. Мои веки кто-то с усилием пытался разлепить. Это был мой врач. Он выключил чертов фонарь, шепнул медсестре что-то на своем медицинском языке, и та защелкала кнопками на огромном белом приборе, к которому была присоединена моя голова.
– Ольга, просыпаемся, – доктор снова полез в мои глаза с фонарем.
Да проснулась я уже. Отвали, наконец! Или выключи свой дебильный фонарь!
Язык не слушался, и послать доктора вслух не вышло.
Он отлепил какой-то провод от моей головы, и я смогла осмотреться. Снова меня окружали белые стены палаты.
Кровать зажужжала, спинка приподнялась. Медсестра сунула мне под голову подушку, и стало страшно неудобно. Зато я могла разглядеть доктора, медсестру и эту палату-коробку получше.
Доктор стоял возле меня и смотрел в крохотный монитор с разноцветными линиями. Медсестра подошла к нему и тоже уставилась в монитор.
И я почти все вспомнила. Почти. Кое-что еще казалось сном. Например, та странная история про корабль, который оказался больницей, но потом выяснилось, что это не больница, а Институт, куда я пошла по собственной воле.
– Как вы себя чувствуете? – спросил доктор, не отрываясь от монитора.
– Паршиво.
Зато честно.
– Ваш контракт подошел к концу, я буду сопровождать вас в период реабилитации.
Если бы мне рассказали про машину времени, я бы не удивилась.
– У вас могут возникнуть вопросы. Я зайду к вам через пару часов.
Я уже была в подобной палате и слышала эти шаблонные фразочки. Пришлите ко мне человека, а не автомат с ограниченным набором слов.
Вокруг меня ходила медсестра, не та, которая заглядывала ко мне в прошлый раз. Ее волосы, выкрашенные в светло-желтый противный цвет, были собраны в хвост. Она отключила все приборы и ушла, пожелав мне скорейшего пробуждения.
Я лежала, глядя в пустую белую стену напротив, и корила себя за необдуманный побег. Поговорить с Михаилом все равно не удалось. Не следовало заваливаться в гости к дамочке, которая меня уже однажды сдала. Надо было подкараулить красавчика у подъезда. Он наверняка бы вернулся домой поздно вечером или вышел бы на улицу утром. Существовала вероятность, что он куда-то уехал, и я бы его не дождалась, но мне не хотелось о ней думать.
Дмитрий Игоревич пришел через два часа, когда обе черные стрелки на белых часах указывали на двенадцать. У него что, будильник сработал? Такой пунктуальный!
– Меня зовут Дмитрий Игоревич, и я буду…
– …сопровождать вас в период реабилитации. Я уже выучила эту фразу. Придумайте что-нибудь новенькое.
Снова эти дебильные слова. Неужели он всем пациентам говорит одно и тоже? Свихнуться же можно!
– В следующий раз обязательно, – ответил он и отвернулся к прибору, из которого торчал какой-то листок.
Чувак, прости, я немного не в себе. До сих пор не верю, что у нас родился ребенок, а потом случился роман, который мы скрывали. Бред какой-то.
– В период действия контракта ваш мозг искажал реальность, трансформировал факты, и вы воспринимали информацию в наиболее интересном для вас свете.
А попроще можно? У меня были глюки?
Нет, док, это вряд ли. Такой бред даже моя больная фантазия не смогла бы выдать. Это ты с другими докторишками перемудрил во время идиотских опытов.
– Посмотрите внимательно на лампочку над входной дверью. Какого она цвета?
– Зеленого, – ответила я.
– Значит, ваш мозг воспринимает реальность такой, какая она есть. Мы можем начать мероприятия по выводу вас из трансформированного состояния.
Эй, я не медик, давай говорить на понятном мне языке!
– А что там про искаженную реальность? – уточнила я у умника. Он стоял рядом и что-то записывал в мою карту.
– Расскажите, что вы помните, – попросил он, не отрываясь от карты.
Начать с дурацкой истории про корабль? Или спросить про нашего ребенка?
– У нас с вами случился роман.
Наверное, я покраснела. Доктор поправил очки, но от моей карты не оторвался. Так было даже лучше. Если бы он взглянул на меня, то я бы не выдержала и раскричалась бы. Начала бы махать руками и убеждать, что ничего не помню, больше не хочу с ним иметь ничего общего. Любовь, если и была, то уже прошла. Прости-прощай. И все в таком духе. И попросила бы прислать ко мне другого врача. Какую-нибудь женщину. А то мало ли что.
– Вы не должны стесняться своих мыслей и образов. Просто расскажите, что помните.
Благо, я не помнила пикантных подробностей того, что между нами происходило: ни поцелуев, ни чего покрепче.
– И еще у нас родилась дочь.
Доктор поднял брови. Похоже, он был удивлен. Неужели предыдущее пробуждение мне приснилось? Дмитрий Игоревич все писал и писал что-то в мою карту. Надеюсь, не краткое содержание нашего разговора. Я не выдержу такого стыда!
Он, наконец, оторвался от карты и взглянул на меня. Я отвела взгляд. Сжала слабыми пальцами белый пододеяльник.
