«Илон, ты можешь вмешаться?» – написал я в письме.
«Я непременно выйду из совета, если США откажутся от Парижских соглашений, но еще неизвестно, поможет эта угроза или, наоборот, навредит. Конечно, я буду всячески намекать, что у меня нет другого выбора. Дико бесит вся эта хрень. Черт бы их побрал».
«Так намекай активнее. Согласен. Надеюсь, это не понадобится. Спасибо».
К сожалению, понадобилось: США вышли из Парижских соглашений, а Илон вышел из совета.
И уже становится совершенно ясно, что решение администрации Трампа нанесет окружающей среде долговременный ущерб, не говоря уж о прочих бедах. Вскоре я снова приехал в Вашингтон и побывал на мероприятии, устроенном владельцем Atlantic Media Дэвидом Брэдли и его женой Катериной, известным филантропом. Я сидел за одним столом с министром обороны США Джеймсом Мэттисом по прозвищу Бешеный пес. Это был 99-й день президентства Трампа, и в тот самый вечер Северная Корея запустила ракету, которая упала в океан. Про себя я думал: «Раз Бешеный пес сидит с нами и спокойно ест салат, а не прячется в бункере, значит, война еще не началась». После обеда я поехал в гости к экс-президенту Обаме – жаль, что хозяином он теперь был только в своем доме, а не в Белом.
19 На прежние рельсы
В феврале 2007 года я был в Церматте, сидел в кинотеатре и смотрел фильм, как вдруг мой телефон начал вибрировать. Сюда, в Швейцарию, мы приехали всей семьей на выходные, чтобы покататься на лыжах, но решили немного отвлечься и променяли горные склоны на кинозал. Я прихватил огромное ведро попкорна и хрустел им под фильм. Обычно я не беру трубку, когда провожу время с семьей, но телефон опять завибрировал. И опять. И опять. Я понял: что-то случилось.
Я потеснил Джоан и детей и, беспрестанно извиняясь перед швейцарскими зрителями, в темноте начал пробираться к выходу. Я было решил, что какая-то беда с самолетом, поэтому очень удивился, когда достал свой BlackBerry и увидел, что звонил генеральный директор Virgin Trains Тони Коллинз. Я вышел из зала и перезвонил ему, чтобы узнать, что стряслось.
– Произошла крупная катастрофа в Грейригге, в Камбрии, – сказал он без лишних предисловий. – Я не знаю, сколько пострадавших и есть ли погибшие, но, кажется, ничего хорошего.
Я сразу решил, что мое место – там.
– Тони, это ужасно. Я выезжаю прямо сейчас, – сказал я.
Я вернулся в зал – снова пришлось извиняться, протискиваясь к своему месту, – и шепнул семье, что случилось. Мы поспешили в отель за вещами и уже в пять утра, вконец изведясь за это время, были в Манчестере. В аэропорту меня ждали Тони и Уилл, и вместе мы поехали к месту катастрофы.
В пригородной глуши было темно и зябко. Не доезжая до места, мы вышли из машины и пошли пешком. Картина представляла собой жуткую игру контрастов: покрытые буйной растительностью зеленые холмы Камбрии – и тут же, под насыпью, перевернутые вагоны с логотипом Virgin, выглядевшие посреди сельской идиллии дико, словно кошмар наяву.
Пока мы шли вдоль путей, Тони и какой-то дожидавшийся нас чиновник вываливали на меня все, что на то время было известно об аварии. Вечерний поезд отправился вчера точно по расписанию, в 17:30 от Юстонского вокзала Лондона к центральному вокзалу Глазго. Сто пять пассажиров, четыре члена поездной бригады. В 20:15 поезд Pendolino проходил участок пути в районе Грейригг с плановой скоростью 153 км/ч и на железнодорожной стрелке сошел с рельсов. Из-за аварии повалило столбы высоковольтной линии, а пассажиры говорили, что поезд сначала сильно раскачивался, потом опрокинулся. Вагоны отбросило чуть ли не на 10 метров, под насыпь. Первыми к месту крушения добрались местные фермеры, а затем к ним присоединились более десятка машин скорой помощи, около 500 спасателей, горно-поисковый отряд, полиция, спасательные вертолеты и пять пожарных расчетов. Шел проливной дождь, было темно и грязно, но люди неустанно работали всю ночь, чтобы эвакуировать пассажиров.
К моему приезду уже всех эвакуировали, и теперь спасатели пытались очистить пути, чтобы возобновить движение. Место аварии было оцеплено полицией, и я пролез под полицейской лентой, чтобы посмотреть, куда указывал Тони, – на поврежденные рельсы. Потом мы подошли к собравшейся поблизости небольшой толпе. Кто-то спросил меня:
– Ричард, что вы здесь делаете?
– А где же мне еще быть? – ответил я. – Если бы в этом поезде ехали мои близкие, мне бы хотелось увидеть владельца компании.
Это был наш поезд, наши сотрудники и наши пассажиры, и я хотел сделать все возможное, чтобы им помочь. У меня оборвалось сердце, когда мне сказали, что в аварии погибла пожилая женщина. Маргарет Мэссон было 84 года, она жила в Глазго. Ее семья уже поехала в морг, и я тоже отправился прямо туда. Мы крепко обнялись – а что еще поделаешь? Тихонько поговорив с семьей погибшей, я пошел навестить нашего машиниста Иэйна Блэка и встретился с семьями еще пятерых пассажиров, серьезно пострадавших в аварии. К счастью, со временем все полностью поправились. Потом я отправился в школу Грейригга, которая временно превратилась в оперативный штаб, повидался с пассажирами и поблагодарил нашу команду, которая работала всю ночь.
Я совершенно уверен: после любой крупной катастрофы самое важное – это быстро прибыть на место, быть в курсе событий, проявлять сочувствие и не врать. Разбор последствий аварии, в которую так или иначе вовлечена твоя компания, – одна из труднейших задач для руководителя. Никому такого не пожелаю. Впрочем, грех ныть: куда тяжелее приходится тем, чьи близкие погибли или пострадали в аварии.
Я много лет управлял авиакомпаниями, и у нас никогда не было серьезных происшествий, но в глубине души я всегда чего-то опасался. Всякий раз, когда поздно ночью звонил телефон, я боялся, что случилось самое страшное. Руководить компанией, отвечать за человеческие жизни – к такому бремени привыкаешь. Но к подобным моментам привыкнуть невозможно: слишком тяжело. Если что-то идет не так – я понимаю, что вся ответственность на мне. В конце концов, это же мое имя написано над входом в лавку. Если все идет хорошо – я получаю заслуженную порцию похвал, если случается что-то плохое – свою законную долю проклятий. Но и то и другое всегда рассматриваю как урок.
Мы выяснили, что железнодорожные стрелки плохо обслуживались: это был недосмотр компании Network Rail. По плану их должны были проверить пятью днями ранее, но не проверили. Как только мы убедились, что сделано все возможное, чтобы помочь людям, я прямо посреди поля собрал импровизированную пресс-конференцию. Я ждал, что на нас накинутся или хотя бы начнут огульно обвинять. Однако мы встретили только поддержку. Хоть мы и были уверены, что нашей вины в аварии нет, мы посчитали неправильным критиковать Network Rail, но ее гендиректор Джон Армитт прямо и честно признал, что во всем виновата его компания. А я похвалил нашего отважного машиниста: «Он не струсил и почти километр пытался выровнять поезд, сошедший с рельсов. Кто запрещал ему бежать, спасаться? Но он не стал думать только о себе и в результате получил серьезные травмы. Он настоящий герой».
