– Можно я? Можно я? – Пашка подбежал к Вадиму.
– Конечно. – Вадим протянул пульт. – Попробуй в коридоре. Там пол голый, должно получиться лучше.
Мальчик тут же ускакал в коридор. Они остались одни. Катя сидела на круглом табурете и теперь вместо крышки поглаживала клавиши. Руки у нее были тонкие, с длинными пальцами и короткими ненакрашенными ногтями. Ухоженные. Привычно поблескивало кольцо. Не Катя, а Катрин. Они же там, в пушкинские времена, все на французском говорили. И письма друг другу тоже на французском писали.
Из коридора послышалось легкое жужжание – машинка тронулась в путь.
– Сыграйте что-нибудь еще, – попросил он.
– Что хотите? На самом деле, без нот я мало что могу. Сейчас в основном по школьной программе тренируюсь. Песни, марши, коротенькие пьесы. Да и вообще, я не слишком хорошая пианистка.
– Сыграйте, что хотите.
Вадим подошел ближе. Ему хотелось рассмотреть ее всю – склоненную голову, тонкую шею с завитками волос, пушистый пучок, розовое, почти детское ухо с блестящей капелькой сережки. Натуральная Катрин.
Она в раздумьях положила руки на клавиши, а потом начала играть что-то такое… что-то именно из тех времен. Вадим совсем не разбирался в подобной музыке. Мама разбиралась, а он предпочитал проводить время с механизмами-шестеренками и тяжелым роком, который летом часто раздавался из глубин сарая. Они там с Вовкой устроили себе мастерскую – сами собирали мопед из двух, не подлежавших ремонту.
Вальс не вальс, полонез не полонез, черт его знает, что она исполняла, но эта музыка удивительно ей шла, и лицо Кати вдруг стало другим, оно словно засветилось. Вадим стоял немного сбоку, чтобы видеть ее профиль, и снова в голове всплыло это слово – очарование. И другого не подобрать.
Катя, Катерина, что же ты здесь делаешь? Как оказалась здесь одна? Может, специально, чтобы сыграть сегодня в моем доме свой полонез? И чтобы я смотрел на тебя и понимал, что пропадаю? Совсем пропадаю, понимаешь?
Он смотрел, как ее пальцы перебирают клавиши, а потом они вдруг застыли. И звук пропал.
Вадим не сразу осознал, что пьеса закончилась.
– Что это? – спросил, когда все же сообразил: продолжения не будет.
– Михаил Глинка, «Ноктюрн».
Ну конечно! Ноктюрн! Что же еще? Как это он сразу не догадался? Ноктюрн, да. Земская учительница, иностранный язык и музыка. Ноктюрн. Ноктюрн, чтоб его…
– Нам пора. – Катя аккуратно закрыла крышку пианино и поднялась.
Ему бы надо было отступить на шаг, дав ей пространство, но Вадим стоял на месте. И видел ее совсем близко. Ухо опять покраснело и прядь выбилась, и он ее сейчас поцелует. Точно поцелует. Возьмет в ладони растерянное лицо и поцелует.
Из коридора снова послышалось жужжание. И Вадим вспомнил, что в квартире ребенок. А потом зазвонил телефон. И очарование разрушилось.
Катя торопливо отступила назад, споткнувшись о табуретку. Он еле успел подхватить ее за талию, не дав упасть, а потом отпустил руку и сделал шаг в сторону. Телефон продолжал надрываться.
Катя поспешила в коридор. Она оставила трубку под судовым колоколом. Вадим из комнаты слышал, как она с кем-то говорит по телефону.
– Да… да, конечно… я обязательно приду, не беспокойся… Во сколько?.. Хорошо, в одиннадцать буду.
– Что-то случилось? – Вадим вышел в коридор.
– Да… У нас же здесь есть изба-галерея. На завтра запланированы две программы праздничные, одна для отдыхающих в санатории – до обеда. А после обеда для группы из Приреченска. В такие дни обычно Марго помогает, но она в больнице. Нашли замену, договорились, а сегодня эта женщина позвонила и сказала, что слегла с температурой. Вот такие дела. Себастьян попросил о помощи, самовары нагреть, на столы накрыть, в общем… я должна помочь.
– Конечно, только я не понимаю, при чем тут Себастьян.
– Он этот проект придумал, к нам по осени уже раза три приезжали группы с детьми, остались очень довольны. Но там Марго помогала. У них в паре здорово получалось. Она сказки рассказывала, дети в восторге были.
– Мне казалось, что это в Москве жизнь кипит, но, кажется, я ошибся. Сюрприз на сюрпризе.
Катя закусила губу.
– Мне неудобно к вам обращаться, но… Паша, вообще, мальчик самостоятельный. Завтраком я его накормлю, насчет обеда договорюсь с Тамарой Ивановной…
– Не переживайте. Мы с ним разберемся. Паш, – Вадим обернулся к мальчику, – как насчет завтрашней уборки снега во дворе и заливки горки?
– Я за!
Это все вино
Катя вернулась домой поздно, довольная и уставшая. В первый раз она принимала участие в таком мероприятии. Сказать по правде – все же подобные вещи были не для нее. Хорошо, что ее участие свелось к помощи по накрытию столов и общению с детьми. С детьми у Кати всегда получалось найти общий язык. С взрослыми приехавшей развлечься компании общаться оказалось сложнее. Интересно, откуда в людях берется превосходство, чувство собственной значимости? Приехали в поселок из Приреченска, небольшого ведь городка, а вели себя как господа. «Почему у вас самовары долго греются? Не подготовились? Что это вы на оплату пластиковые карты не принимаете? Да, если к такой избе баньку пристроить, можно и на все выходные приехать погудеть». Катя порой еле сдерживалась, глядя, как вальяжно вели себя гости из Приреченска.
Зато Себастьян был на высоте. Наверное, она в первый раз видела его таким – спокойным, уверенным и невозмутимым. Он провел гостей по избе, показал картины, у некоторых постоял подольше, рассказывая сказки и используя кукольный театр. Откуда-то вдруг на его руке появилась перчаточная кукла. Дети смеялись, общались с куклой, отвечали на вопросы. Тут и взрослые притихли.
Потом появился баянист с двумя румяными барышнями в цветастых платках. Они начали говорить про колядки, предлагать гадания да петь народные песни. В гадание включились все, зажигали свечи, кидали растопленный воск в воду, пытались разглядеть фигурки, и пока Катя накрывала на столы, расставляла вазочки с вареньем да большие деревянные расписные плошки с баранками, Себастьян рассказывал про жизнь крестьян два-три века тому назад. Жизнь, тесно связанную с природой и годовым циклом.
Катя тоже слушала. В этот день Себастьян Петрович раскрылся для нее по-новому, и она легко могла представить себе, как точно так же слушала его Марго, пока приносила подносы с посудой и угощением. А с гостей постепенно начал сходить городской гонор. Образованный человек, обладающий чувством собственного достоинства, часто все расставляет по своим местам без видимых усилий.
Когда программа близилась к завершению, позвонила Марго, голос у нее был счастливый и громкий:
– Завтра выписывают! Я звонила Пашке, он радостный такой, про горку рассказывал.
– Он скучает по тебе сильно, конечно. Но в остальном у нас все отлично, не переживай.
