– То-то смотрю, ты при полном параде! – Юздовский подошёл к тумбочке, достал пакет из крафт-бумаги, молча протянул. – Я хочу, чтобы ты решил проблему Туза. Скажу по секрету, у Семенова это не получилось!
Образцов хмыкнул, но пакет не взял.
– Тоже мне, секрет! Да Андрей Леонидович просто не захотел вписываться в эту тему! Он с недели на неделю ждет присвоения генеральского звания, поэтому избегает возможности любых осложнений. И правильно делает – получит лампасы, тогда сможет творить все, что захочет. Почти все… А мне шитая звездочка пока не светит…
Наконец, подполковник снисходительно принял пакет, словно одолжение сделал. Взвесил на руке, будто прикидывая, перевешивает ли содержимое риск сделанного предложения. Очевидно, определить это, не видя достоинства купюр, было сложно, поэтому он развернул жесткую бумагу и заглянул внутрь. Чаша весов с гирей «за» перевесила чашу «против».
– Ну, что ж… Конечно, после того, как пацанов Туза завалили, он тоже стремается… Но кто первым бьет и первым предъявляет, тот часто и выигрывает!
Валера Образцов спрятал пакет в папку, проверил ребром ладони: не сбилась ли в сторону кокарда фуражки.
– Пойду я… Никто не хочет работать! Участковые целые дни свои вопросы решают, пэпээсники ночами спят в машинах или вместо гаишников водил бомбят… Конечно, уличные растут!
Мысленно он уже был на совещании.
* * *
На обед в кафе «Огонёк» Туз приехал, как всегда, около двух часов. Вначале, по новым правилам, Хрипун зашел внутрь, убедиться, что все в порядке, потом вышел на крыльцо и махнул рукой. Только после этого стоящий в отдалении красный «Жигуль-копейка» подъехал ко входу и Туз в сопровождении Свиста и Валета вышел наружу.
– А это еще что?! – нахмурился Туз.
Справа от входа на земле, прислонившись спиной к стене, сидел, невзрачного вида человек в чёрных штанах и мятом, вытертом до дыр пиджаке. Левой рукой с татуированными пальцами он держал картонку со сделанной шариковой ручкой корявой надписью: «Подайте на еду», а правый рукав был заправлен в карман. Длинные тёмные волосы ниспадали ниже бровей, на уродливые, почти чёрные очки, какие обычно носят слепые. Рядом лежала тонкая металлическая трость белого цвета.
– Сейчас проверю! – Свист метнулся к попрошайке, быстро ощупал всего, но ничего подозрительного не обнаружил и, рывком поставив на ноги, грозно прикрикнул:
– А ну, вали отсюда!
– Ты че, в натуре, в мусора записался? – хрипло спросил тот. – Или я твое место занял?! Или, может, я тебе платить должен?!
Свист смешался и вопросительно взглянул на Туза.
– Оставь его в покое! – приказал тот. – И вынесите ему пожрать!
– Благодарствую, – с достоинством ответил попрошайка, садясь на место и шаря вокруг рукой в поисках потерянной картонки.
– Держи! – помог ему Свист. – Как тебя кличут?
– Сеня Хруст, братан. Ну вот, можно же по-человечески…
Через час Свист вынес Сене тарелку с жареной картошкой и мясом, тот поблагодарил и принялся жадно есть.
С тех пор так и пошло: попрошайку кормили, Туз даже удостоил его беседой, и Сеня подробно рассказал, где и когда топтал зону, кто был там Смотрящим, а кто Хозяином. Это было что-то типа поверхностной проверки на благонадежность, и Хруст ее выдержал.
– Привыкли вы на всех лаять, – сказал неодобрительно Туз своей пристяжи. – Это же свой, надо к нему по-братски!
– Свой не свой, на дороге не стой! – хмуро сказал Валет. – Ты что, мало «постановок» в жизни видел? Или мусорских прокладок?
– Да видел я все, побольше, чем ты! – отрезал Туз. – Только надо видеть, как зрячий, а ты видишь, как тот слепой…
Но Валет оказался прав. За неделю к Хрусту привыкли и уже не обращали на него внимания, только официантки, выполняя команду Туза, регулярно кормили его и поили компотом. А на восьмой день, когда Туз со Свистом после сытного обеда вышли на крыльцо и благодушно закурили, дожидаясь Хрипуна и Валета, попрошайка достал из-под пиджака обрез крупнокалиберной двустволки. Они даже не вспопашились.
– Ба-бах! – раскатился по переулку грохот мощного патрона.
Заряд картечи снес Туза со ступенек. От неожиданности Свист даже присел и закрыл голову руками. Что-то тёплое и липкое стекало по лицу. Попрошайка, у которого отросла рука и вместо черных очков выглянули на свет вполне здоровые глаза, подошел вплотную. Он был спокоен, в правой руке держал обрез, а в левой «ТТ».
– Волына есть, Свист? – спросил он, будто продолжая обычный разговор о погоде.
– Ннн-ет…
– Вписываться будешь? – черные зрачки стволов смотрели на него, как каналы на тот свет.
Горло перехватил спазм, и Свист смог только покачать головой.
– Жить хочешь?
Спазм мешал ответить, и из-за этого Свист не мог объяснить своего самого большого в этот момент желания… В панике он отчаянно закивал.
– Ладно, живи! – кивнул Хруст и, открыв дверь, заглянул в кафе. Но никто не спешил на выстрел, чтобы ценой собственной жизни защищать Смотрящего. Да и внешний вид Туза показывал, что ему защита уже не нужна и никакая реанимация не поможет. Но Хруст все же произвел контрольный выстрел.
– Ба-бах! – не успевшие разлететься картечины пробили в теле отверстие величиной с кулак.
– Ключи от машины, братан! – Хруст требовательно протянул руку, и Свист вложил в нее ключи.
Через минуту попрошайка, который не был попрошайкой, инвалид, который не был инвалидом, Сеня Хруст, который не был Сеней Хрустом, на общаковой машине, записанной на Валета, скрылся из глаз и из жизни оставшихся в живых бандитов. Как оказалось, настоящий Сеня Хруст отбывал очередной срок в ИТК-6 ленинградской области. Но никто из очевидцев молниеносной и хладнокровной расправы никогда не упоминал этого имени и не обсуждал этого кровавого происшествия.
А через час после убийства возле «Огонька», Юздовскому позвонил Валера Образцов.
– Я не смогу сегодня к тебе заехать, – сообщил он. – Работка подвалила: криминального авторитета завалили, Туза, слышал, наверное…
Граф на радостях пил три дня. Возвращенная домой Виолетта даже начала деликатно ворчать: поберег бы, мол, здоровье. Но сообразительности хватало настойчиво мужу не возражать, чтобы не раздражался. Да и поводов особых не было: Феликс почти каждый день устраивал романтические вечера при свечах, дарил золотые безделушки, а в постели жадно набрасывался на нее и вечером и утром со страстью молодожена. Чувствовалось, что пасечник соскучился за мёдом…
Впрочем, четвертое утро не задалось. Виолетта с многообещающей улыбкой ждала в постели, а он направился в ванную, как вдруг сзади раздался грубый голос:
– Слабак ты, Филька! И чего ты за перстнем столько лет гонялся? Ты же все чужими руками делать привык! А для этого перстень не нужен!
