От удивления я чуть было не выронила цветы, потому что узнать в этом аккуратно подстриженном благородном седом джентльмене прежнего Гарельски было не то чтобы сложно, но неожиданно. Блестящий атласный фрак придавал ему роста и лоска, начищенные ботинки сияли во свете электрических ламп, и весь он светился от счастья, не хуже фонаря.
«Вот, что значит, артист, – подумала я. – Немного признания, и он уже на седьмом небе!»
Кстати, а будет ли к признанию прилагаться хотя бы малюсенький гонорар? Интересно, во что ему обойдется ремонт ограждения баржи? И получится ли у меня оплатить этот ремонт из тюрьмы?
– Добрый вечер, дорогие зрители! – прервал Серж мои печальные мысли. – Все мои сегодняшние песни будут о любви, и первую абсолютно свежую вещь я хочу адресовать прекрасной женщине, которая вдохновила меня на новые подвиги, новый имидж и новые свершения …
Всё-таки быть музой – это очень приятно. Я смущенно опустила глаза и приготовилась к всеобщему вниманию.
– Дорогая Марджери, это песня о тебе! – неожиданно закончил Серж, и зал взорвался аплодисментами.
Осветители безошибочно нашли графиню Винтер в первом ряду, и мадам Мардж, пунцовая и почти такая же счастливая, как мистер Гарельски, поклонилась зрителям, послав Сержу воздушный поцелуй. Гарельски запел «Майскую ночь», а я тихонечко прошла к последнему почти полностью свободному ряду и заняла крайнее место.
С другой стороны, быть чьей-то музой это слишком большая ответственность. Да и по возрасту мадам Марджери подходит нашему певцу намного больше. Они будут отличной парой. То-то Колин удивится. Мало того, что у графини где-то имеется родная племянница, так еще и очень вероятно, что скоро у неё появится муж!
– Клотильда, это кто, наш президент?! – громко спросила у соседки старушка, сидящая передо мной.
– Да какой президент, Франсуаза, с ума сошла? Где ты видела, чтобы президенты пели? Певец это!
– По-твоему президент не может спеть? – не согласилась первая. – Это все твоя закостенелость, Кло! Ты не умеешь мыслить в ногу со временем! – припечатала она подругу.
– Ах вы старые перечницы, а ну тихо! – цыкнул на них сосед, и женщины обиженно замолчали.
– Хорошо поет. Талантливый у Эглетона президент, – решила Франсуаза и во все глаза уставилась на сцену.
Серж пел необыкновенно хорошо. Его приятный баритон ласкал слух, прекрасные стихи Кельвина отзывались в сердцах немолодых зрителей, да так, что некоторые особенно впечатлительные старушки делились друг с дружкой сердечными каплями, а старички смахивали с ресниц скупые мужские слезы.
Я умилилась зрелищу и чихнула. Положила букет на свободное место рядышком, повесила сумочку на спинку своего стула и прикрыла глаза от удовольствия.
А здорово тут у них. Пожалуй, в старости и я бы не отказалась жить в таком отличном местечке. И присмотр, и развлечения!
Мысли лениво ворочались в моей голове, но недавнее напряжение от встречи с мистером Мэлроузом, практически сошло на нет. Уверенность в бабулиных возможностях разрешить все мои трудности росла с каждой минутой, и единственным отрицательным моментом оставалось лишь то, что в известность о моих приключениях поставить её все-таки придется. Но и это сущая мелочь, потому что о кабаре она уже была в курсе, а за пару глотков самогона я уж как-нибудь оправдаюсь.
Жаль, что оправдаться перед полицией вряд ли получится так же легко.
– Надо же, какой голос, – не удержалась старушка впереди от замечания. – Не зря я за него голосовала!
Я прыснула и подхватила лилии. Серж почти допел «Майскую ночь», и я решила, что не стану ждать окончания концерта, а подарю ему цветы прямо сейчас. Потому что с моим везением с букетом точно случится что-нибудь непредвиденное. Например, на него сядет какой-нибудь припозднившийся с ужина дедуля. Нет уж, слишком дорого он мне обошелся.
Я привстала, острые каблуки атласных туфель слегка застряли в дёрне, а тонкий шелк платья зацепился о пластиковый стул. Вызволила подол из ловушки, поставила зацепку и окончательно расстроилась.
Но самое печальное, что вовсе не испорченное платье стало тому виной, а тот факт, что мужчина, ради которого я так наряжалась, исчез из моего поля зрения, не успев, как следует обо мне пострадать.
Когда я поравнялась со старушками впереди, одна толкнула другую в бок и тихо, как ей казалось, сказала подруге:
– Кло, посмотри, какая фифа! Наверняка секретарь с администрации. Они всегда так делают – наряжаются простыми людьми, а потом цветочки дарят. Электорат изображают!
– А черт те знает, Фло, может ты и права, – всерьез засомневалась женщина.
Я ускорила шаг, пока они не придумали мне какой-нибудь другой, менее приличный род деятельности, и встала рядышком со сценой. Осветители тут же перевели софиты на меня, и фонарь светил мне прямо в глаза весь недолгий путь к певцу и обратно.
Сияющий Серж принял из моих рук цветы, галантно поцеловал руку и помог спуститься со ступенек вниз. И сделал он это очень кстати, потому что когда я оказалась на земле, то не видела ничего кроме большого разноцветного пятна электрической лампы.
Держась за краешек сцены, я прошла в обратную сторону. Громкий голос конферансье, зачем-то еще раз решившего представить зрителям сегодняшнего певца, заорал мне прямо в ухо – я ошиблась с направлением и подошла прямо к огромным колонкам.
– Так это не президент? – удивилась бабуля из первого ряда.
«Быстро же тут доходит информация», – поразилась я скорости передачи сплетен, и решительно двинулась подальше от источника звука. Пятно перед глазами стало рассеиваться, но новые туфли продолжали застревать в земле, и я с трудом сдержалась, чтобы не выругаться как-нибудь особенно забористо, как делал это девятый муж моей бабушки – владелец лучшего в Бридже обувного магазина.
«И зачем только он умер?» – тоскливо подумала я и потерла глаза.
Впереди показался мужской силуэт. Кто-то, слишком быстро для местной публики шел прямо ко мне.
– Я помогу, – заявил этот силуэт знакомым голосом, от которого у меня бешено застучало сердце, взял меня за руку и повел куда-то за сцену.
– Мистер Сильвер, – выдохнула я, – как вы здесь оказались?
