1.
Выбор мертвого стража
У него нет имени. Он посланник Черного Дракона, личный страж и верный воин.
Одна половина лица отливает холодной гладкой сталью, другая — словно потрескавшаяся на солнце грязь, серая, в паутине мелких трещин. Один глаз — бескровный дымный опал и сверкающий изумруд радужки. Второй — мутновато-желтый, весь в лопнувших капиллярах, но живой. И я даже не знаю, на какую половину его лица страшнее смотреть, ту, которая уже давно стала мертвой, или ту, что застряла на полпути.
Он — чудовище. Противоестественное, мертвое, он куда больше голем, чем человек.
Он пришел за моей сестрой.
Его взгляд скользит по мне и по Айни, оценивая.
— Нет! Нет-нет-нет-нет… — говорит Айни шепотом, ее голос дрожит. — Я не пойду с ним! Я скорее умру!
В ее глазах стоят слезы, она держится из последних сил.
Сверкающий изумруд обращается к ней, пронзает насквозь. Но страж молчит.
— Он всего лишь охрана, — так же шепотом говорю ей я, и даже тише. — Он не сделает тебе ничего плохого.
— Я боюсь его!
Губы моей сестры отчаянно дрожат.
А у меня такое странное чувство, словно я видела этого стража раньше. Но ведь увидев — я бы запомнила, такое сложно забыть. Что-то едва уловимое… я пытаюсь понять.
Отец стоит совсем белый, с застывшим лицом, сам похожий на камень. Еще немного, и он потеряет любимую дочь навсегда, но выбора нет. Сайторин проиграл эту войну почти десять лет назад и теперь обязан платить.
Наместник Сайторина услужливо улыбается, кланяясь.
— Сайторин приготовил дары императору, милорд!
Рядом стоят сундуки с золотом, алмазы из Дакайских копий, красная пряность лиу-тинг и юная дочь лорда Иргато Найраха. Отец сжимает зубы, так же кланяется стражу.
А страж желает увидеть все сам. Он подходит ближе, открывает сундуки, запускает пальцы в алмазы, разглядывает. Его серое лицо ничего не выражает, я не могу понять, доволен ли он.
Страж кивает. И делает шаг к нам.
— Какая из них? — глухо говорит он. Его низкий голос пугает, заставляет дрожать… и завораживает нечеловеческой глубиной.
Вообще-то, меня не должно здесь быть, но Айни так боялась, что я решилась на это своеволье, а потом было слишком поздно, чтобы меня прогнать.
— Айни-Рин, — говорит отец.
Айни должна бы сделать шаг вперед, но я вижу, как у нее подкашиваются ноги, она не может.
Тогда я делаю шаг назад, оставляя ее впереди.
Айни затравленно оглядывается на меня, прижимает руки к груди.
Страж приближается.
— Почему эта? — спрашивает равнодушно. — Они ведь обе ваши дочери?
— Обе, — говорит отец.
— Айни-Рин моложе, — кланяясь, говорит наместник, — и красивее. Вы сами можете оценить, милорд. Мы хотим предложить императору только самое лучшее. К тому же, она невинна, послушна и умеет все, что положено уметь хорошей жене.
Мне кажется, или губы стража действительно чуть заметно кривятся в усмешке, а я-то думала, он не испытывает эмоций.
— Императору не нужна новая жена, — говорит он. — Ему нужно совсем другое.
Щеки Айни вспыхивают алым.
Ее заметно трясет.
— Невинность — сомнительное достоинство, — говорит страж еще. — Если она будет так же трястись в присутствии императора, то не сможет сделать то, что от нее требуется. Что же в этом хорошего?
Говорит это так, словно… я ведь знаю, что требуется от моей сестры. Но сейчас в его словах видится что-то свое, словно издевка. Я знаю, что официально девушка считается наложницей, но ведь не ради любовных ласк затевается это.
Страж разглядывает мою сестру. Так близко, словно обнюхивает. Слишком близко. Мне кажется, Айни сейчас упадет в обморок.
— Она привыкнет, — говорит наместник так, словно это его последний шанс заслужить милость. — У нее сильный дар, милорд,
Страж бросает на него быстрый взгляд.
— Хм, — говорит он тихо, берет Айни за подбородок правой рукой, приподнимает к себе. — Ты боишься меня?
По ее щекам текут слезы. Она не выдерживает, зажмуривается, губы дрожат. Еще немного, и дернется прочь. Но пока воспитание и страх держат ее, она старается. Она послушная дочь.
Какое-то время страж смотрит, словно изучая. Потом отпускает. Айни чуть не падает без сил, отступает, покачнувшись.
На ее подбородке остается бордовая капелька крови, немного смазанная. И капелька на пальцах стража. Он смотрит на эту кровь, растирает, потом просто вытирает об себя.
— Дар действительно хорош, — говорит он. — Но слабый контроль.
Айни всхлипывает.
Меня тоже трясет, но от злости. Какое право он имеет так издеваться над ней?! Это недостойно! Она еще не может защититься в полной мере.
— Вам не нравится, милорд? — наместник искренне озабочен и готов услужить. У него свои представления справедливости.
— А вторая? — говорит страж. — Что с ней не так?
Страж подходит ко мне, остановившись в полушаге. И теперь уже заглядывает мне в глаза. Так близко, что я чувствую его запах — железа и раскаленного камня. Совсем нечеловеческий.
И я упрямо смотрю на него, не отводя взгляд. Но когда он протягивает руку, желая коснуться меня, я отстраняюсь, отступаю. Я не боюсь, но мне неприятно, передергивает, когда ко мне тянется серая, потрескавшаяся рука. Это скорее отвращение, чем страх. Я чувствую смерть, притаившуюся где-то там, этот человек и не жив, и не мертв окончательно, и это… так неправильно… до дрожи.
Его левая рука в перчатке. Мне все кажется, с левой рукой что-то не так, черный узел магии стянулся у ладони.
— Вы же видите, милорд, — чуть резковато говорит наместник, мной он недоволен. — В ней никакого почтения. Она явилась сюда, хотя ее никто не звал, не пожелала уйти. А теперь ведет себя… так! Она не достойна этой чести.
Меня бы выгнали сразу, но побоялись устраивать скандал перед лицом посланника императора. Отец скорее отдаст и меня заодно, чем опустится до семейных разборок в присутствии чужих, это недостойно высоких ринай.
Раньше посланнику предлагали всех молодых девушек Дома на выбор, теперь решение принимается заранее. Сейчас решает моей отец.
— Чести? — глухо говорит страж, его лицо все так же ничего не выражает, но я слышу иронию в его голосе. — Вы преданный слуга императора, наместник?
— Да, несомненно.
