Началось видео, которое кто-то снял из-за кулис. Миллер сидел на табурете в центре пустой сцены, освещенный единственным лучом света. Он играл соло на акустической гитаре и пел песню, которую я никогда раньше не слышала. «Дождись меня», пронзительная песня об отчаянии. Его сочный голос взывал в темную бездну толпы, снова и снова. Он волнами излучал эмоции, тоску, только его музыка была на такое способна. Каждое слово западало мне в сердце.
– Это для тебя, – тихо произнесла Эвелин. – И больше ни для кого.
Видео закончилось, и она молча протянула мне салфетку.
Я промокнула глаза.
– Спасибо тебе за это.
– Ты не должна меня благодарить, – возразила она. – Но и беспокоиться обо мне тебе тоже больше не стоит. Я собираюсь уволиться.
– Что… почему? В самый разгар тура?
– У меня свои причины. – Она повернулась ко мне. – Но он должен перестать работать до полусмерти. Нужно убедить его в этом, особенно сейчас. Звонил его отец.
Я уставилась на нее округлившимися глазами.
– Вот дерьмо, – выдохнула я. – Неужели? Это… Ты уверена, что он?
Эвелин кивнула.
– С тех пор как вышла статья в «Роллинг Стоун». Рэй Стрэттон звонит почти каждый день. Миллер не хочет с ним разговаривать. Даже слышать об этом не хочет.
– О боже… – Я тяжело откинулась на сиденье, сердце болело за Миллера. Как он, должно быть, растерян. Сколько боли должен чувствовать, когда бередят старые, так и не затянувшиеся раны. – Он мне не говорил.
– Потому что не хочет, чтобы ты переживала. Но я переживаю, Ви. И доктор Брайтон тоже.
Седан свернул к отелю-казино «Белладжио» и покатил по круговой подъездной дорожке.
– Завтра он уезжает в Сиэтл, – сообщила Эвелин. – Будет масштабное шоу. Приглашены руководители благотворительного фонда «Руки помощи», и они приведут за кулисы кучу детей. По приглашению Миллера. Я уеду к концу недели. – Она собрала сумку и телефон и надела очки от Гуччи, чтобы скрыть слезы. – Позаботься, чтобы это был его последний концерт.
Эвелин провела меня в казино «Белладжио», через вестибюль, где потолок пестрил буйством красок тысяч стеклянных цветов. Их красота успокаивала бурлившие во мне эмоции. Я шла, задрав голову, тогда как Эвелин быстро шагала рядом, ничуть не впечатленная. Она органично вписывалась в обстановку отеля, я же чувствовала себя немытой и грязной.
– Девушка со мной, – бросила она охраннику у частного лифта. Кабина доставила нас наверх, и мы оказались в широком пустынном коридоре.
– У меня такое чувство, что в любую секунду могут выскочить репортеры, – призналась я, пока мы миновали одну дверь за другой.
– Весь этаж наш. – Эвелин остановилась у номера, возле которого стоял здоровяк с бейджиком на мясистой шее.
– Привет, Сэм.
– Привет, Эв. – Он кивнул мне и открыл перед нами дверь. Я кивнула в ответ, пораженная, сколь многим лейбл обеспечивал Миллера: частные лифты, охрана и целые этажи шикарных отелей. В груди разливалось чувство гордости, хотя я все больше чувствовала себя чужой в этом месте и не была уверена, что он захочет меня здесь видеть.
Апартаменты, через которые меня провела Эвелин, оказались огромными, в два раза больше нашей с Вероникой квартиры. Комнаты были обставлены элегантной мебелью под стать королевской гостиной. У окна стоял высокий мужчина в костюме со стетоскопом на шее. Миллер сидел на подоконнике.
Наконец-то.
Я остановилась посреди комнаты, наблюдая за ним. Впитывая в память его образ. Он выглядел усталым, немного худее, чем на обложке «Роллинг Стоун». Доктор надел на плечо Миллера манжету для измерения артериального давления.
Миллер заметил меня, и его лицо застыло. Он машинально встал, словно его дернули за веревочки, шагнул ко мне и выхватил грушу у врача из рук.
– Ви… что ты здесь делаешь?
Его хриплый голос проник мне в самое сердце. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он лично произносил мое имя.
– Мне позвонила Эвелин, – ответила я со слезами на глазах. – Я так рада тебя видеть.
– Боже, детка… – Миллер направился было ко мне, но остановился, поняв, что у нас есть зрители. Он сорвал с руки манжету для измерения давления и протянул ее доктору. – Вы нам не дадите минуту?
– Я вернусь через час, чтобы закончить осмотр, – строго сказал врач.
– Мне тоже нужно обсудить с тобой одно срочное дело, – добавила Эвелин и бросила на меня взгляд, просивший позволить ей самой рассказать ему правду.
Когда они ушли, я рухнула в объятия Миллера и с облегчением закрыла глаза, ощущая твердость его мышц и гулко бьющееся сердце.
– Ви, у тебя экзамены. Почему ты уехала из Бейлора?
– Думаешь, я бы смогла остаться? Я люблю тебя, Миллер. И ты потерял сознание после концерта. Эвелин говорит, что тебе нужно бросить тур.
Он напрягся и аккуратно высвободился из объятий.
– Ясно. Она позвонила и напугала тебя так, что ты все бросила и прилетела ко мне. Ей не следовало этого делать.
– Твое здоровье важнее, чем моя учеба или твои концерты.
– Мое здоровье не изменится, Ви. Всегда было трудно и так и останется. Если прерву тур, ничего не изменится, но зато не оправдаются ожидания целой кучи людей, которые заплатили за то, чтобы меня послушать. Людей, благодаря которым я живу в шикарных отелях и могу заботиться о маме. И о тебе.
– Тебе нужно притормозить, любимый. Пока что-нибудь не случилось.
– Не могу, – ответил он и опустил голову, прижавшись ко мне лбом. – Слишком многое поставлено на карту.
– Слишком многое ты взвалил на себя, – поправила я, положила ладонь на его колючую от щетины щеку и попыталась поймать его взгляд. – Ты все еще считаешь, что не заслужил этого?
– Ты читала ту статью в журнале. Знаю, я был слишком откровенен.
– Она напугала меня, Миллер. Все эти подробности о неловких ситуациях, и что ты уснул во время интервью. – Кончиками пальцев я коснулась шрама на его лбу, которого раньше не было. – Ты мне не говорил.
– Не хотел пугать тебя, Ви. Видит Бог, я и так часто это делал. Мне кажется, если я смогу справиться и закончить этот тур, то тогда все сложится. Я заработаю достаточно денег, чтобы позаботиться о тебе. Смогу оплатить твое обучение где угодно. В Санта-Крузе, например. Я подумал, что, когда все закончится, мы сможем вернуться домой.
– Домой, – пробормотала я, и он обнял меня еще крепче, не позволяя окончательно развалиться.
– Я люблю тебя, Вайолет. Люблю настолько сильно, что разлука сводит меня с ума.
Зрение затуманили слезы, и я всем сердцем устремилась к нему, словно встретились два магнита с разными полюсами.
