Воцарилась тишина, если не считать ветра и шума волн, разбивающихся о берег. Миллер остановился и наполовину сел – наполовину облокотился на валун, засунув руки в карманы, и устремил на меня взгляд. Благодаря вязаной шапочке ветер не кидал волосы ему на глаза.
– Когда ты попросила поговорить с тобой, у меня в голове сразу же пронеслась куча мыслей и вопросов, – хрипло произнес он. – Резкие или холодные фразы, чтобы оттолкнуть тебя. Держать тебя на безопасном расстоянии. Но я не хочу причинять тебе боль. Это действительно последнее, чего бы мне хотелось.
Я вздрогнула и обхватила себя руками.
– Я тоже не хочу, чтобы тебе было больно. Мне нравится видеть тебя здесь с твоими друзьями. Рада, что они у тебя есть. Очень рада.
Он стиснул зубы, на его щеке дернулся мускул. Наконец Миллер развел руками.
– Господи, Ви. Вот ты стоишь передо мной, так смотришь на меня, говоришь милые вещи и становится невозможно…
– Что? – выдохнула я.
– Ничего. Не бери в голову. Просто я… я тоже по тебе соскучился. Ты всегда была рядом. Всегда. И без тебя… – Он скрестил руки на груди, словно удерживая защитные стены на месте. От отчаяния его голос сорвался. – Но я встречаюсь с другой и отношусь серьезно к любым обязательствам.
– Знаю. Я здесь не для того, чтобы помешать вам, обещаю. Но если так, я уйду. Оставлю тебя в покое.
«Даже если это убьет меня».
Секунду он смотрел на меня, потом коротко рассмеялся и покачал головой.
– Ты? Оставишь меня в покое?
Я смутилась.
– Я не…
– Доктор Макнамара не сможет оставить пациента, даже если и попытается. Насколько тебе было тяжело не спросить меня о показателях?
Я облегченно вздохнула, понимая, что он делает.
– Черт, это оказалось практически нереально. – Я скрестила руки на груди и смерила его строгим взглядом, хотя мое сердце разрывалось от радости и облегчения. – А что? Как они? Сколько пива ты выпил?
Он усмехнулся и оттолкнулся от скалы, направляясь ко мне.
– С ними все в порядке. Я выпил одну бутылку пива и выпью еще. Вот и все. – Теперь он стоял прямо передо мной.
– Хорошо, – произнесла я, и у меня стиснуло горло. – Но, если откроешь третью, я насыплю в нее песок.
– Держу пари, что ты не шутишь.
Улыбка Миллера погасла, когда он посмотрел на меня сверху вниз. От ветра к моей щеке прилипла прядь волос. Миллер поднял руку, будто хотел отвести волосы с моего лица, уставился на мои губы. Но затем спохватился и отступил назад.
– Ты дрожишь, – произнес он. – Нам пора возвращаться к костру.
– Ладно.
Мне хотелось обнять его, чтобы скрепить наше примирение. Я жаждала ощутить его руки, раствориться в близости, но догадывалась, что пока еще рано. Нужно подавить разочарование и удовольствоваться тем, что мы хотя бы разговариваем. Теперь у него была девушка, и нечестно – или неправильно – просить большего.
Мы вернулись в круг друзей. Шайло сразу же прочла на моем лице, что дела обстоят лучше. Не так, как раньше; после потрясающего поцелуя отношения, вероятно, никогда не возвратятся в прежнее русло, но начало положено.
Она улыбнулась, и я улыбнулась в ответ.
Хороший ведущий чувствует настроение зала. Так и Холден заметил, что напряжение между нами с Миллером спало. Он уже порядком напился, и я видела, как от пойла из фляжки затуманились его ясные глаза.
– Они вернулись. Все уладили? Сняли напряжение?
– Заткнись, Пэриш, – протянул Ронан.
– Отвали, Венц, – огрызнулся Холден. – Затяжные холода нашего недовольства и его хандры наконец закончились. Пора праздновать.
Миллер проигнорировал перебранку друзей и посмотрел на меня.
– Дать тебе плед или еще что-нибудь?
– Конечно, спасибо.
Я вскочила с лежака и села на мягкий песок. Миллер и Ронан достали из хижины еще несколько одеял, а также хот-доги, чипсы и зефир для жарки на костре.
Мы впятером ели, смеялись и болтали, Холден громче всех, а Ронан – самый молчаливый. Я осторожно наблюдала за ним и Шайло, но если между ними что-то и было, то я не заметила. Весь их разговор в тот вечер состоял из обмена колкостями и сарказмом.
Холден наклонился ко мне.
– Они так бессовестно флиртуют, да?
– Флиртуют? Они ненавидят друг друга, – прошептала я в ответ.
– Неужели? – Он задумчиво потер острый подбородок. – Зависит от того, как посмотреть.
Но я не успела спросить, что это значит, как он повернулся к Миллеру.
– Эй, звезда. Не будь такой жадиной. Это преступление, сидеть в такую идеальную ночь возле костра на пляже и без музыки. Сыграй.
Мы с Шайло захлопали в ладоши и засвистели, а потом к нам присоединился Холден.
– Ладно, ладно, – сдался Миллер. – Я не собираюсь быть настолько придурком.
– Слишком поздно, – хором произнесли Ронан и Холден и чокнулись пивной бутылкой и фляжкой.
Миллер показал им средний палец и положил гитару на колени. Пальцы легли на лады и струны, словно были созданы для этого, и зазвучала акустическая версия Hozier «Take Me to Church».
Голос Миллера был не таким глубоким, как у Hozier, но грубоватая хрипотца придавала чувственной лирике еще большую сексуальность. Я сидела прямо, не сводя глаз с огня, хотя каждая частичка моего тела тянулась к Миллеру. Хотелось забраться к нему на колени, вырвать гитару из его рук и целовать крепко, глубоко. Хотелось ощутить его слова на вкус, испить их до дна и потонуть в таланте Миллера, в самой его сущности, которая делала его таким необыкновенным.
Боже, что со мной не так?
Когда качнулся наш маятник, то его удар стал сокрушительным. Поцелуй Миллера много месяцев назад что-то пробудил глубоко внутри меня. Изменил меня. Изменил мою любовь к нему, добавил химию, в которую включилось тело, гормоны, желание. Месяцы разлуки только усилили ее, она стала еще более мощной, опасной. Я хотела Миллера, а страх потерять нашу дружбу отодвинулся на задний план, уступив место животной, раскаленной похоти.
Песня закончилась, и наша маленькая компания на мгновение замерла. Затем Шайло замахала у лица ладонями.
– Черт бы меня побрал, скажу я вам.
– Если бы можно было разливать эту песню по бутылкам и продавать в секс-шопах, ты бы здорово заработал, – произнес Холден.
– Не планировал, – усмехнулся Миллер.
– А есть план? – поинтересовалась я, рискнув взглянуть на него.
– Эвелин вроде как… мне помогает.
– Ах да. Видела ее канал. – Я улыбнулась. – Немножко лучше моего малыша.
