Она отмахнулась от него рукой, продолжила лепить котлеты и выкладывать на раскаленную сковороду.
— Ты бы в магазин сходил, хлеба совсем в доме нет, — быстро сменила тему. Киселеву показалась, что мама рукой смахнула слезы. — Возьми побольше и колбасы, а то знаю я вас с отцом. Хоть весь холодильник забит нормальной едой, все равно бутерброды таскать будете.
Чтобы скоротать время, сходил в магазин, зашел поздороваться к тем, кого еще считал друзьями или хотя бы хорошими знакомыми, прогулялся по пляжу и окончательно замерзнув, вернулся домой. У двора стояла отцовская машина. Родителей застал на кухне, они пили чай и вполголоса разговаривали. До Лёни донеслись обрывки диалога:
-Не ругай его, он и так весь осунулся и постарел, — почти шепотом произнесла мать.
— Вер, ну что ты несешь. Какая старость в тридцать лет?
— А такая! Сам увидишь. Очень изменился за то время пока мы не виделись. Ему и без твоих нотаций плохо…
Киселев рассматривал то самое "постарел" в зеркало у вешалки. Может и права, вид был не первой свежести, последние несколько месяцев изрядно потрепали его изнутри и снаружи.
— Привет, сын, — похлопывание по плечу вывело из ступора. Отец с прищуром осматривал. — Ну, мать, и где тут старость увидела? Схуднул малех, да побриться не мешало бы.
— Это ты про себя, па?
— Ты бы не ерепенился, а то не посмотрю на возраст…рука у меня еще тяжелая, а ремень крепок.
— Женя! — донеслось из кухни.
— Шестьдесят лет Женя, — ворчал в ответ жене.
— Па, ты Еву привез? Как баба Ася?
— Да перевели ее сегодня в общую палату, что с ней станется. Ты ж знаешь, что она нас еще переживет… — похлопывал по спине сына, провожая в кухню
— Женя! — одернула. — Тебя про Еву спросили, ты ее домой привез? — последние слова с нажимом выделила.
— Привез, конечно, привез. Куда бы делась…
Женщина смотрела на мужа как на несмышленыша, взглядом старалась внушить мысль, указывая на Лёню.
— Да, что ты на меня глаза таращишь?
— Ничего… — развернув очередную конфету вернулась к чаю.
— Я быстро, — Леня высвободился из захвата отца и накинув легкую куртку вышел.
— Вер, я ничего не понял, — глядел в спину сыну.
— Не сомневалась.
Киселев быстрыми шагами приближался к соседскому дому, сквозь приоткрытое окно доносились крики. Вернее, был мужской крик, а в ответ не мог расслышать и слова. Такое ощущение, что оппонент был немой.
— Почему я не удивлен!? — в очередной раз донеслось до ушей. — Эх, зря я все время слушал, какая наивная девочка, твоя…дочь.
Не разуваясь прошел в дом, как он и предполагал, источником шума был отчим Евы. Он отчитывал жену молчаливо сидящую перед ним на диване. Лёня сквозь крики слышал звуки льющейся воды в ванной. Из дальней комнаты вышли две взрослые девицы, если бы он их случайно встретил на улице, то не узнал в них младших сестер Евы. Внешне они были полной противоположностью старшей. Высокие, с темными волосами, хотя, возможно, уже красили и немного вытянутыми лицами. На него смотрели две точные копии своего отца, только в женской ипостаси.
— А это кто? — одна из девушек указала пальцем на Киселева. Все семейство повернуло головы. В этот момент открылась дверь ванной, из клуба пара, замотанная в большое полотенце, вышла Ева. Она часто моргала глазами присматриваясь в полумраке коридора к мужчине.
— Ты что тут делаешь? — тихо спросила, бросая осторожные взгляды на родственников.
— Приехал поговорить.
— Хорошо, идем, — жестом пригласила в свою комнату. Девушка плотно закрыла дверь и спрятавшись в глубине шкафа переодевалась. Киселев отвернулся, смотрел в окно, на улице сгущались сумерки.
За стенкой доносились крики:
— Вот, посмотри на свою ненаглядную девочку. Голая мужика в комнату потащила.
Лёня услышал тяжелый вздох Евы:
— Не обращай внимание.
— Не буду. Как бабуля? — раскачивался на ступнях от носа к пятке, стараясь игнорировать очередной крик:
— Я всегда знал, что она там…в этой Москве, с мужиками спит…а скорее всего, со школы начала, вместе с подружкой. Как ее там!? Ленкой…
— Намного лучше, — Ева закрыла дверцы шкафа и поверх футболки натягивала толстовку. — Она передавала тебе привет, — сказала с вымученной улыбкой.
— Врешь, — улыбнулся в ответ. — Мне она может передать только проклятья.
Ева заулыбалась и сделала шаг навстречу мужчине, когда дверь с грохотом распахнулась. На пороге появился дядя Слава, сжимая в руках голубоватую бумажку, тряс ей во все стороны:
— И после всего, что я для тебя сделал, ты нас обкрадываешь?
— Дядь Слав, ты выпил? — Ева растерянно смотрела.
Он подошел ближе и уже перед самым носом, брызжа слюной, кричал:
— Ах, ты ж… — договорить ему не дал Киселев, он схватил мужчину за руку и резко вывернув вытолкнул его из комнаты. Пролетел несколько шагов, поймав равновесие, ухватившись за край стола. — А ты куда лезешь? — переместил свой гнев на Лёню. — Она обокрала собственную мать. Задурила голову бабке, а та ей все деньги перевела.
Из-за спины послышалось:
— Слава, не надо.
Киселев осмотрел всех присутствующих. Сестры нахально хихикали, наблюдая за происходящим, Ирина- мать Евы, сжавшись за спиной мужчины, старалась ухватить его за локоть, который он постоянно вырывал и Ева. Девушка с таким безразличием смотрела на своего отчима, что Киселеву стало дурно. Это насколько надо быть скотом, чтобы взрослый мужчина кидающийся на беззащитную девушку не вызывал эмоций. В голову приходило только одно, она слишком часто видела подобное, что ее не трогает происходящее.
Как же он был не прав. Ева испытывала жуткий стыд, что Киселев был свидетелем их разборок и гнев. Настоящий, черный, пожирающий гнев. В детстве даже мечтала, чтобы с отчимом что-то случилось. Несчастный случай, автомобильная авария, да хоть что-нибудь, лишь бы не встречаться с ним больше. Она никогда не понимала, за что он ее так ненавидит, ведь жила у бабушки, никогда не ездила к ним в гости и ничего не просила. И только с возрастом пришло осознание. Ненавидит только за то, что она есть, вообще родилась. Ева была вечным напоминанием ошибок молодости его жены. А он во всем хотел казаться правильным, создавал образ порядочного семьянина и честного работяги- фермера, а безродная девчонка никак не вписывалась в общую картину.
