Софи закрыла кран, но продолжала смотреть прямо перед собой в большие окна, из которых открывался вид на мой прекрасный сад.
– Когда ты обновляла кухню, ты заменила в ней окна?
Я выпрямилась.
– Нет, а что?
Она подошла к плите и включила одну из газовых конфорок.
– Что ж, я чувствую, как в комнату идет тепло, а значит, с таким же успехом можно выбрасывать деньги в окна каждый раз, когда пользуешься кондиционером. А возле подоконника есть маленькое темное пятно, которое может быть плесенью из-за попадания влаги между окном и стеной.
– Прекрати, – сказала я, пронзив ее взглядом, который был у меня зарезервирован для брокера, намеревающегося назвать слишком низкую цену. Софи остановилась, держа в каждой руке по чайному пакетику.
– Что именно?
– Я больше не могу ничего слышать, иначе моя голова взорвется. Я не хочу знать, сколько будет стоить в этом доме замена окон или удаление плесени, но я уверена, что это больше, чем я могу себе позволить, если только не продам собственного ребенка. К чему я не готова.
– Но ты не можешь просто притворяться…
Я оборвала ее.
– Могу, – перебила я ее. – Вот увидишь.
Засвистел чайник, и Софи не спеша налила кипяток в две кружки. Одну она поставила на стол передо мной, а затем, взяв другую, села на стул напротив и сделала глоток.
– Как прошла ваша с Джеком охота за домом? Удачно?
– Не так хорошо, как хотелось бы. Все дома, которые я ему показывала, на бумаге выглядели прекрасно – он поставил галочки почти во все квадратики в списке его желаний – количество спален, размер, двор и расстояние до Эшли-Холла. Но он жутко придирался к ним. Он продолжает настаивать на том, что ему нужно нечто старое, с богатой историей, с хорошим ремонтом и садом, в котором поместился бы небольшой бассейн и качели. Он даже сказал, что не возражает против нескольких призраков. – Я закатила глаза. – Где я найду ему такой дом?
Софи как-то странно посмотрела на меня.
– Действительно, где? – сказала она, отпив из кружки еще один глоток. Ее взгляд упал на пакет, который она положила на стул. – Разве ты не собираешься его открывать?
«Нет!» – едва не крикнула я, но сдержалась. Софи Уоллен-Араси не из тех, кто готов принять отрицательный ответ. Она бы нашла ножницы и сама его вскрыла. Кроме того, у меня имелось сильное подозрение, что, проснувшись, я найду в постели рядом с собой пакет с требованием, чтобы его открыли. Мне ничего другого не оставалось, как оттягивать этот момент как можно дольше.
– Итак, что ты хотела мне сказать? – спросила я, в попытке перенаправить разговор в другое русло.
– О да, одну очень интригующую вещь, хотя я даже не уверена, что она что-то значит.
– В следующий понедельник у нас с Джеком назначена встреча с Ивонной Крейг, так что давай выкладывай, что у тебя, и я поделюсь с ней. Эта женщина гений по части складывания пазлов.
Софи выпрямилась и крепко обхватила кружку пальцами с короткими, не накрашенными ногтями.
– Хорошо, потому что у нее наверняка есть куда более обширное генеалогическое древо, чем у меня, и она поймет, означает ли это что-нибудь. А я все еще просматриваю архивы о ремонте фундамента дома. Это могло бы помочь нам определить, когда там были замурованы останки. Буду держать тебя в курсе.
Она тяжело дышала, словно пытаясь сдержать новости, иначе те просто вырвутся наружу и поразят меня.
– И что у тебя? – подсказала я.
– Прадед мистера Вандерхорста, Джон Невин Вандерхорст, был одним из близнецов.
Я ничего не увидела, но мне показалось, будто я слышу в воздухе звон. Я на мгновение задумалась над ее словами.
– Джон Вандерхорст, случайно, не тот ли морской офицер, который спрятал алмазы Конфедерации в напольных часах?
– Бинго. Он самый.
– Но мне казалось, что Невин Вандерхорст происходил из длинной череды единственных детей, и у него не было живых родственников, кому он мог бы завещать дом.
– Что так и было. Близнец умер, когда ему было три года, возможно, от желтой лихорадки.
– Так почему это так интересно?
– Рождение разнояйцевых близнецов может быть наследственной чертой. В основном это передается по женской линии, поскольку только у женщин есть тенденция к гиперовуляции. Технически с Вандерхорстами это может быть не так однозначно, поскольку они, как правило, женились на кузинах, то есть наследственная черта могла передаваться и через отца. Я тут размышляла о двух колыбелях Вандерхорстов – одной на твоем чердаке, и другой в Чарльстонском музее – и невольно задалась вопросом, как часто у Вандерхорстов рождались близнецы.
– Всего один случай еще не означает, что это наследственная черта.
– Верно, но моя собственная родословная восходит только к прадеду. Может, Ивонна сможет нарыть еще глубже?
– И что ты предполагаешь? Что некой супружеской паре не понравилось, что у них близнецы, и они замуровали одного в фундаменте? – Я покачала головой. – Не понимаю, какая тут связь.
Софи вперила взгляд в свою кружку, предоставив мне полный обзор ее фиолетовых резинок для волос, и я внезапно увидела ее с дочерью с точно такой же прической. Если честно, мне стало не по себе.
– Не совсем. Я, скорее, склоняюсь к тому, что скрыть смерть одного из близнецов было довольно легко. В то время определение многоплодия не было поставлено на научную основу. Иногда, пока у матери не начинались схватки, врач не знал, что у нее будет более одного ребенка.
Она подождала, давая мне время переварить ее слова, и продолжила.
– Или, возможно, мать уронила ребенка, и он умер, или по какой-то причине родители решили сохранить тайну его смерти, что было легко сделать, потому что никто даже не знал о его существовании.
Температура в комнате резко упала, а воздух вокруг меня задрожал, как волна, меняющая направление во время шторма. Мой взгляд метался из одного угла кухни в другой, и, хотя я ничего не заметила, моей щеки коснулось ледяное дыхание, и я скорее почувствовала, нежели услышала, всего одно слово: «Мое».
– Вот это да! – сказал я, почти задыхаясь. – Я обязательно расскажу об этом Ивонне.
Мой взгляд был прикован к пакету и к окружающему его воздуху, который как будто мерцал и светился. Софи же пила чай, оставаясь в блаженном неведении о том, что еще было в комнате помимо нас.
– Думаю, что открыть пакет нужно прямо сейчас, – сказала я, направляясь через комнату к ящику, где миссис Хулихан хранила ножницы, после чего снова вернулась к столу. Впервые мне бросилось в глаза, что некоторые куски шпагата были как будто связаны вместе, как если бы сверток вскрывали, а затем запечатали снова. Я взялась разрезать шпагат, и при каждом движении ножниц воздух как будто хлопал и шипел. Наконец шпагат был полностью удален, и я поняла: никакой клейкой ленты, скреплявшей пакет, нет. Я перевернула сверток, тряхнула его и удивленно вытаращила глаза, когда из него на стол выскользнула пачка газетных листов.
