Вслух он ничего этого не сказал, но Хейзел, видимо, догадалась, о чем он думает. Она в смущении отвернулась.
Пребывающий в счастливом неведении Фрэнк продолжал работать гидом:
– А вон там… о… – он быстро глянул на Перси. – Вон то полукруглое углубление в холме, которое с нишами, – это нимфеум, построенный во времена Рима.
Лицо сына Посейдона слегка позеленело:
– У меня идея: давайте туда не пойдем.
Лео слышал о том случае в римском нимфеуме: дело едва не закончилось смертью Перси, Джейсона и Пайпер.
– Чудесная мысль.
Они пошли дальше.
Время от времени руки Лео сами собой тянулись к поясу для инструментов. С тех пор как в Болонье пояс украли Керкопы, юноша боялся снова его потерять (хотя вряд ли найдется монстр, настолько же искусный в воровстве, как эти гномы). Интересно, как эти подлые мартышки поживают в Нью-Йорке? Лео надеялся, что они по-прежнему развлекаются, надоедая римлянам, таскают у них блестящие ботинки на молнии и заставляют трусы легионеров спадать в самый неожиданный момент.
– А это Пелопион, – сказал Фрэнк, указывая на очередную впечатляющую груду камней.
– Да ладно тебе, Чжан, – скривился Лео. – «Пелопион»! Даже слова-то такого нет! И что это такое? Священное место, чтобы «полопать»?
Фрэнк обиженно насупился:
– Это место захоронения Пелопа. Вся эта часть Греции, Пелопоннес, названа в его честь.
Лео подавил желание швырнуть Фрэнку в лицо гранату:
– Полагаю, мне следовало знать, кто такой Пелоп?
– Он был царевичем, завоевал себе жену, выиграв гонку на колесницах. Предположительно, в честь этого события он положил начало Олимпийским играм.
Хейзел фыркнула:
– Как романтично. «У вас замечательная жена, Пелоп». – «Спасибо, я ее выиграл на гонках».
Лео не понимал, как всё это поможет им найти богиню победы. Сейчас ему хотелось победить только стакан холодного напитка и, может быть, пачку начос.
И всё же… чем ближе они подходили к развалинам, тем неуютнее ему становилось. Вспомнилось вдруг, как его старая нянька, тиа Каллида, она же Гера, предлагала ему, четырехлетнему малышу, потыкать палкой змею. Психованная богиня сказала, что это хорошая тренировка для героя, и возможно, она была права. Сейчас Лео только и делает, что тычет палкой во всё подряд в поисках неприятностей.
Он оглядел толпы туристов, задаваясь вопросом, обычные ли это смертные или замаскированные чудовища, вроде эйдолонов, которые охотились на них в Риме. Время от времени ему казалось, что он видит знакомое лицо: его задиристого кузена; подлого учителя Рафаэля из третьего класса; жестокую приемную мамашу Терезу – всех людей, обращавшихся с Лео как с грязью.
Вероятно, их лица ему просто померещились, но он всё равно стал раздражительным. Потом вспомнил, как богиня Немезида появилась перед ним под личиной тетки Розы, человека, на которого Лео был обижен больше всех и которому хотел отомстить. А что, если Немезида где-то поблизости, наблюдает, что Лео будет делать? Он до сих пор не знал наверняка, выплатил ли он долг богине. Скорее всего, она хочет заставить его страдать еще больше. Возможно, именно сегодня.
Они остановились у широкой лестницы, ведущей к развалинам другого здания – храму Зевса (если верить Фрэнку).
– Когда-то внутри стояла огромная статуя Зевса, сделанная из золота и слоновой кости, – сообщил Чжан. – Одно из семи чудес Древнего мира. Возможно, ее создал тот же чувак, который сделал Афину Парфенос.
– Пожалуйста, скажи, что нам не придется ее искать, – попросил Перси. – Хватит с меня и одной огромной волшебной статуи на одно путешествие.
– Согласна, – Хейзел похлопала Ариона по боку – жеребец проявлял признаки беспокойства.
Лео тоже с удовольствием бы заржал и затопал копытами. Было жарко, он нервничал, хотелось есть. Ему казалось, что они уже какое-то время тыкают палкой змею и она вот-вот кинется на них. Хотелось закричать «всё, хватит!» и вернуться на корабль до того, как это случится.
К сожалению, стоило Фрэнку упомянуть храм Зевса и статую, у Лео в мозгах что-то щелкнуло, и он ухватился за эту мысль.
– Эй, Перси, – позвал он, – помнишь статую Ники в музее? Ну, такую, разломанную на куски?
– Помню, и что?
– Разве она не стояла раньше здесь, в храме Зевса? Можешь сказать, что я ошибаюсь. Мне очень хочется ошибиться.
Перси сунул руку в карман и вытащил шариковую ручку Анаклузмос:
– Ты прав. Значит, если Нике где и место… то вероятнее всего здесь.
Фрэнк огляделся по сторонам:
– Я ничего не вижу.
– А что, если нам заняться рекламой, скажем, обуви Adidas? – предложил Перси. – Тогда Ника достаточно разозлится, чтобы показаться?
[6]
Лео нервно улыбнулся. Пожалуй, у них с Перси есть еще кое-что общее – дурацкое чувство юмора.
– Да уж, держу пари, это идет вразрез с ее спонсорскими договорами. ЭТО НЕ ОФИЦИАЛЬНАЯ ОБУВЬ ОЛИМПИАДЫ! ТЫ СЕЙЧАС УМРЕШЬ!
Хейзел закатила глаза:
– Вы двое просто невозможны.
За спиной Лео загремел голос, от звука которого содрогнулись развалины:
– ТЫ СЕЙЧАС УМРЕШЬ!
Лео едва не выпрыгнул из своего пояса для инструментов. Он обернулся… и мысленно дал себе пинка. И угораздило же его взывать к Адидас, богине немарочной обуви!
Над ним, стоя на золотой колеснице, нацелив копье прямо ему в грудь, возвышалась богиня Ника.
XI. Лео
Золотые крылья – это уже перегиб.
Колесница и две белые лошади – это Лео еще мог понять. Положим, поблескивающее платье без рукавов (Калипсо безумно идет этот стиль, но сейчас не об этом) и сложная прическа из заплетенных в косы волос, увенчанная позолоченным лавровым венком, – тоже нормально.
Ника дико таращила глаза и в целом производила малость безумное впечатление, как будто только что выпила двадцать эспрессо и прокатилась на американских горках, но Лео это не смущало. Он бы даже примирился с тем, что ему в грудь направлено копье с золотым наконечником.
Но эти крылья… отполированные, перышко к перышку, будто отлитые из золота. Лео мог бы восхититься замысловатым произведением искусства, но это немного чересчур, слишком ярко и вульгарно. Если бы ее крылья были солнечными батареями, Ника производила бы столько электроэнергии, что хватило бы на целый Майами.
– Владычица, – заговорил сын Гефеста, – если не трудно, не свернете свои мухобойки? А то у меня сейчас случится солнечный ожог.
