– Ну и пусть, – проворчала я. – Уйди.
Он подождал, но я не взяла его руку, и тогда он исчез в комнате, бормоча под нос:
– Если ты свалишься, у тебя будет куча неприятностей.
– Если я свалюсь, то умру, поэтому вряд ли у меня будут какие-то неприятности.
– Поппи! – рявкнул он, и я невольно улыбнулась.
«Неужели он впервые назвал меня так?» – думала я, осторожно пробираясь по карнизу. Вцепившись в край оконной рамы, я нагнулась. Хоук стоял возле диванчика, но, увидев меня, с невероятной быстротой сорвался с места. Испуганная, я дернулась назад, но не упала. Он схватил меня за талию. Спустя секунду я была в комнате, мои ноги стояли на твердом полу, а дневник был зажат между грудью Хоука и моей. И вообще телесного контакта было очень много: я прижималась к нему животом и бедрами, а когда сделала вдох, то практически ощутила на языке вкус темных специй и хвои. Не успела я вымолвить и слова, как он поднял руку и сжал в кулаке мой капюшон.
– Не… – начала я.
Слишком поздно.
Хоук сдернул капюшон.
– Маска. Навевает воспоминания.
Его взгляд блуждал по прядям волос, выбившихся из косы и упавших мне на щеки.
Вспыхнув, я попыталась вырваться. Он не отпустил.
– Понимаю, что ты, наверное, возмущен… – начала я.
– Наверное? – усмехнулся он.
– Хорошо-хорошо. Ты точно возмущен, – поправила я. – Но я могу объяснить.
– Надеюсь на это, потому что у меня слишком много вопросов. – Он поймал мой взгляд, и его золотистые глаза заблестели. – Начни с того, как ты выбралась из своей комнаты. И, во имя богов, что ты делала на карнизе?
Последнее, чего мне хотелось, – так это рассказывать о старом ходе для слуг. Я попыталась освободить немного места между нами.
– Можешь меня отпустить?
– Могу, но не знаю, должен ли. Ты можешь отколоть что-нибудь еще более безрассудное, чем выбраться на карниз шириной не более фута.
Я прищурилась.
– Я же не упала.
– Это как-то улучшает ситуацию?
– Этого я не сказала. Просто обращаю внимание на то, что ситуация была полностью под моим контролем.
В глазах Хоука отразилось изумление, и он рассмеялся – расхохотался так, что этот звук прокатился по мне и вызвал резкую волну горячей дрожи. К счастью, он, похоже, не заметил моей реакции.
– Ты держала ситуацию под контролем? Мне страшно представить, что бывает, когда ситуация не под твоим контролем.
Я смолчала, сомневаясь, что любые мои слова пойдут мне на пользу. Как и наша близость. Как и на Валу, он прижимал меня к себе так, что я вспоминала нашу встречу в «Красной жемчужине», а это событие не из тех, которые мне нужно помогать вспомнить. Трудно мыслить ясно, когда он так близко. Я попыталась вырваться, но в результате мы только сильнее прижались друг к другу.
Обвивающая меня рука Хоука напряглась, и что-то изменилось в его хватке: как будто он больше не удерживал меня на месте, а… просто держал. Обнимал меня. У меня внутри все оборвалось. Я медленно подняла на него взгляд.
Он смотрел на меня. Линия его губ была напряженной. Мы молчали. Я знала, что должна потребовать меня отпустить. Более того – заставить его это сделать. Я умела вырываться из хватки, но… не двигалась. Даже когда он поднял другую руку и коснулся пальцами щеки сразу под маской. Стоять на месте и позволять это, наверное, было самой сладкой пыткой, которой я когда-либо себя подвергала.
Он медлил, и я гадала, не ждет ли он, чтобы я что-то сделала, что-то сказала. Я по-прежнему не шевелилась, и его глаза загорелись яростным, обжигающим янтарем. Он убрал пальцы с маски и медленно провел по изгибу скулы. Моя кожа гудела, а его взгляд перемещался следом за кончиками пальцев. Они скользнули вниз по моему лицу к приоткрытым губам. Я резко втянула воздух, и в груди вдруг стало слишком тесно.
Он нагнул голову, и у меня перехватило дыхание. Каждая мышца в моем теле напряглась от смеси паники и предвкушения. В том, как он опустил ресницы и как наклонился, сквозило неприкрытое намерение – он собирается меня поцеловать. Мое сердце бешено заколотилось, когда его губы скользнули по моей щеке, оставляя за собой огненную дорожку. Я знала, что должна сделать, но не делала. Может, Хоук был прав, когда говорил, что я могу иметь все что пожелаю, когда я в маске. Я могла притвориться, что никто не знает, кто я. Он должен быть прав.
Потому что мои глаза закрыты, и я не шевелюсь. Хоук был первым, кто меня поцеловал, но если он поцелует меня сейчас, это… это будет первый наш настоящий поцелуй. Сейчас он знает, кто я. Он видел меня без вуали. Он знал.
И я хотела этого – хотела его.
Глава 22
Мое сердце неистово колотилось, когда его пальцы переместились к моему подбородку. Он наклонил мою голову назад, и мне показалось, что я падаю. Он приблизил губы к моему уху, и от его теплого дыхания по мне пробежала горячая дрожь.
– Поппи, – пробормотал он прерывисто, его язык заплетался.
– Да? – прошептала я, не узнавая собственный голос.
Его пальцы скользнули по моей шее.
– Как ты выбралась из своей комнаты незаметно от меня?
Я резко открыла глаза.
– Что?
– Как ты ушла из своих покоев? – повторил он.
Только через секунду я сообразила, что он не пытался поцеловать меня. Он просто меня отвлекал. Чувствуя себя полной дурой, я вполголоса выругалась и попробовала вырваться. На сей раз он меня отпустил.
С пылающим лицом я отступила на несколько шагов назад, глубоко дыша, и опустила дневник.
Я была невероятно… глупа.
Отчаянно стараясь не дать ему понять, как близка я была к тому, чтобы позволить себя поцеловать, и догадаться, что я таким образом истолковала его намерения, я вздернула подбородок. Я все еще была не в себе и не испытывала облегчения.
– Может, я прошла мимо тебя.
– Нет, не прошла. И я знаю, что не выбиралась в окно. Это было бы невозможно. Ну и как ты это проделала?
Раздосадованная, я отвернулась к окну, навстречу дующему из него холодному воздуху. Может, я такая дура, что дала себя поймать, но не настолько глупа, чтобы думать, будто смогу уйти от ответа.
– В моих покоях есть старый ход для слуг. – Я крепче сжала дневник. – Оттуда я могу незаметно попасть на первый этаж.
– Интересно. И в какое место первого этажа он выходит?
Я с усмешкой повернулась к нему.
– Если хочешь это знать, выясняй сам.
Он поднял бровь.
– Хорошо.
Глядя ему в глаза, я не могла не признаться себе, что по-прежнему не испытываю никакого облегчения. Только… боги, только разочарование от того, что он меня не поцеловал. И если это о чем-то говорит, то о том, что мне нужно себя контролировать.
