Внизу воды Балтики, стремительно приближающиеся. Теперь остро встает вопрос – удержаться, не утонуть. В воду ушел с головой, вынырнул, расстегнул замки подвесной системы, избавился от парашюта. Покрутил головой, а берега не видно. Земля должна быть на востоке, да видимо – далеко. По его прикидкам, он где-то на траверзе Паланги, которую освободили от немцев десятого октября. Павел надул резиновый спасательный жилет. Уже лучше, намокшее обмундирование не так тянуло на дно.
Вода холодная, быстро тепло тела забирает. Сколько он продержится? Час, два, три? А что потом? Смерть от переохлаждения? Медленно поплыл на восток, чтобы согреться как-то. Но преодолеть десяток километров, а может и не один, это за пределами его возможностей. Накатывало отчаяние.
Угроза утонуть не грозила. Надувной жилет держал на воде. Но холод донимал, тело уже била крупная дрожь, стучали зубы, ноги ниже колен не чувствовал. Умереть не хотелось. Одно дело погибнуть в бою от раны, почти мгновенно, не мучиться. Перспектива замерзнуть и болтаться в воде, пока рыбы не обглодают – пугала. Решил для себя – еще полчаса и как только будут от холода отниматься руки, застрелится. Когда слышал о самострелах, считал – слабаки. Но обстоятельства бывают разные. Один в окружении, не желая сдаваться на милость и потеху врагу, последний патрон в висок пускает. И таких можно уважать. Убил себя, но не сдался, характер проявил. Другой от несчастной любви, получив письмо от друзей, которые сообщили, что его девушка вышла замуж за фронтовика, вернувшегося по ранению. Павел считал – ушла, так это хорошо, значит – не любила, выгоду искала в браке, стало быть, не разглядел ее сущность парень. Не создалась несчастливая семья, не родились дети, обреченные воспитываться в семье, где мать к отцу холодна. А довелось до самого, и заколебался. Что скажут его сослуживцы, если обнаружат труп? Не выдержал, сдался, оказав тем самым пользу врагу. Но и медленно уходить из жизни, отчетливо это понимая, очень тяжело. Закончив училище, в полк попал и сразу война. Смерть видал рядом, сам врага уничтожал, а хорошего вспомнить нечего. Девушку не любил, не целовал, детишками не обзавелся, род не продлил. А он в семье один ребенок. Уже и час прошел, тело холод чувствовать перестало. Всё, надо решаться. Пальцами, которые уже чувствовать перестали, с трудом вытащил пистолет из кобуры. Выронить не боялся, оружие пристегнуто кожаным ремешком к кобуре. С трудом оттянул затвор, загнав патрон в казенник, посмотрел на солнце. Жить хотелось. Победа над ненавистным врагом близка, торжество в стране будет великое, веками будут помнить. А он не увидит. Только какой выбор? Умереть медленно от холода или быстро от пули? Поднес пистолет к виску, нажать спуск не успел. В полукилометре из воды показался верх рубки, потом и она вся. Подлодка! На ходу всплыла! Только чья? Наша или немецкая, с базы Пиллау?
Лодка показалась вся, застопорила ход, прошла немного по инерции и закачалась на волнах. Запустили дизель, из выхлопной трубы сизый дым пошел, звук характерный. На ходовой мостик из лодки поднялись фигурки подводников.
Силуэты кораблей Павел изучал, по крайней мере, крейсер от сухогруза или танкера отличит. А подлодки, их силуэты не знает. Торпедоносцы с подлодками борьбу не ведут. Торпеда по надводной цели пускается, да еще отчетливо видимой.
Если лодка наша, шанс упустить нельзя. Павел поднял пистолет вверх, нажал на спуск. Грохот выстрела. И второй раз, третий, шестой. Два патрона в магазине осталось, их решил поберечь. Если подлодка немецкая, успеет одного врага застрелить, а последним – себя. На подлодке выстрелы услышали. Лодка дала малый ход и описала циркуляцию, направилась к нему.
Глава 7. Подлодка
Павел зрение напрягал, пытаясь хоть как-то разглядеть, что спереди на рубке – звезда или свастика? На немецких субмаринах бортовой номер на боковых поверхностях рубки, а на советских спереди. Фу! Звезду разглядел и букву «М» с цифрами ниже. Свои! От напряжения, от резкого перехода от отчаяния, одной секунды до рокового выстрела к надежде на спасение, стало худо, потерял сознание.
Лодка подошла, остановилась. Из рубки на корпус спустились командир и штурман. На лодке «Малютке» только два офицера и есть.
– Наш, надо на борт поднимать.
Тут же сыграли «человек за бортом». На воду спустили матроса-добровольца, обвязанного фалом. Он полуобнял пилота под мышки и краснофлотца с пилотом подняли на палубу.
– Жив?
– Вроде. Дышит. Но холодный.
– В лодку его!
Лодка рассчитана на людей здоровых, способных опуститься по узкой и отвесной шахте на пост управления. Павла опускали на фале, обвязав.
Самое теплое место на субмарине – дизельный отсек. Правда, сильно пахнет соляром и маслом и очень тесно. Зато от дизеля теплом веет.
Уложили Павла на кусок брезента прямо рядом с двигателем, расстегнули и сняли жилет.
Штурман обыскал карманы комбинезона, вытащил прорезиненный пакет, достал документы.
– Наш летчик, из минно-торпедного полка. О нем шифрограмма была.
– Надо в штаб радио отбить – обнаружили и подняли на борт. Небось – товарищи его беспокоятся.
На какое-то время Павел остался один. На «Малютке» экипаж маленький, очень тесно, штатного врача нет, как на больших кораблях. Из-за отсутствия места команда спала по очереди, даже командир со штурманом на откидном диванчике.
Павел согрелся, пришел в себя. Сначала испугался. Тусклый свет, рядом – рукой достать, грохочет дизель, низко нависает подволок. Где он? Самое главное – у своих или у немцев? С трудом вспомнил подходившую к нему подлодку, букву «М» на рубке. Но только такая буква одинаково пишется на немецком и русском языках. Но на немецких субмаринах идет буква «U» и номер.
Попытался встать, но ослаб, удалось только повернуться на бок. Комбинезон расстегнут, а из внутреннего кармана пропали документы. Попытался крикнуть, из горла только хрип. Да и не охрип бы, кто его услышит в таком шуме? Тем не менее появился моряк в робе.
– Очнулся? Помочь встать?
Павел только кивнул. Моторист ухватился за протянутую руку пилота, помог встать. Да как они здесь служат? Воздух спертый, влажный, под деревянным настилом плещется вода, тускло светят лампочки и теснота. Уж лучше в самолете. Воздух свежий, видимость на километры, в случае значительного повреждения самолета или пожара есть шанс спастись, выпрыгнув с парашютом. А с подводной лодки в одиночку не спасался никто. Вся команда воюет, и вся команда принимает смерть. Общая судьба.
Моторист проводил Павла на центральный пост. Главное было – пролезть через переборочный люк. С непривычки непросто, потому как ногами в обуви наступать на обечайку нельзя.
– Товарищ командир, летчик в себя пришел.
– Отлично. Посади товарища пилота на диванчик.
– Есть! Разрешите идти?
– Идите.
И уже Павлу:
– Радиограмму в штаб мы отбили о вашем спасении. Пистолет ваш и документы побудут у меня до конца плавания.
