И совсем другое – приземлиться на землю Пруссии, где каждый житель тебя сразу сдаст в полицию или гестапо. Ему даже бегать не придется. У каждого дома телефон, а телефонные будки на многих перекрестках стоят и связь с отделением полиции бесплатная. В полицейском участке список всех жителей с указанием роста, веса, особых примет. Незнакомого человека, даже в гражданской одежде задержат до выяснения очень быстро. А уж летчика в советской форме подавно, шансы выбраться к своим почти нулевые. Из наших разведгрупп, заброшенных катерами, на парашютах с самолетов, практически никто не уцелел. Лесов, как в Белоруссии, где можно дивизию скрыть – нет. Все деревья как по линеечке, просеки с номерами и проглядываются насквозь. И стоит выйти по рации на связь, пеленгаторы сразу засекают. Полиция, фельджандармы и отряды охотников из местных, хорошо знающих окрестности уйти разведгруппе не дадут, как и летчикам, сбитым над Пруссией, а в дальнейшем Германией.
Поэтому на подбитых самолетах старались тянуть до последнего. Горели, получали ожоги. Если недалеко видно было море, предпочитали парашютироваться над водой. Был шанс, что свои летчики сообщат по рации о районе приземления и туда успеет кто-то из быстроходных катеров.
Дивизия, в которой воевал Павел, имела только сухопутные самолеты, на колесном шасси. Такие самолеты, в отличие от гидропланов, на воду приземлиться не могли. В начале войны Балтфлот имел гидросамолеты ГСТ или МБР-2, прозванные «амбарчиками». Потери тихоходных машин были велики, а новые гидропланы стали поступать только по ленд-лизу в 1944 году, знаменитые «Каталины». Однако Павлу полетать на них не удалось. Большей частью они поступили на Северный флот, да еще для проводки судов и ледовой разведки Северного морского пути.
Как раз Павел с другими пилотами утром, после завтрака, обсуждал увиденный вчера немецкий гидроплан.
– Не для нас такая машина! – доказывали одни. – Поплавки торчат, всю скорость сжирают. И куда торпеду подвесишь? Для нашей службы «Жучок» в самый раз!
«Жучок» было прозвище «Дугласа» в модификации торпедоносца или топмачтовика. Только поговорили, как вызвали в штаб, на задание. По данным моряков, из военно-морской базы Пиллау вышел конвой из трех транспортов и нескольких кораблей охранения. Немцы вывозили раненых, курсантов военных училищ и гражданских лиц, в первую очередь специалистов военной промышленности. А еще вывозили предметы искусства из музеев, золото и серебро из банков.
Поднялись эскадрильей, по пути к ним пристроились истребители охранения. Эскадрилья неполная, всего шесть самолетов, но и конвой не велик. Комэск построил план атаки – зайти со стороны моря, где нет постов наблюдения. Тогда атака получится неожиданной.
С аэродрома Паневежис сразу курсом двести семьдесят, на запад, над Балтикой. Через десять минут лета разворот на девяносто градусов влево и минут через двадцать уже конвой видно. В атаку сразу три самолета пошли. Никто никому не мешал, для каждого торпедоносца своя цель. Так для каждого самолета меньше зенитного огня достанется, и топливо экономится, ежели поодиночке в атаку выходить. Особенно критично это для истребителей. Торпедоносец в воздухе может три – три с половиной часа находиться, а истребитель в два раза меньше.
Первый заход удачный. Из трех сброшенных торпед две угодили в транспорты, одно судно увернулось. Правда, один торпедоносец получил повреждения и сразу развернулся к аэродрому. Вместе с ним еще двое. Торпеды сбросили, а истребители все равно подбитый «Дуглас» сопровождать должны.
Павел во второй волне атаки. На его глазах один транспорт затонул, второй кренится на борт, к нему подошел катер, спасать людей. Павел выбрал целью миноносец, потому как с него наиболее ожесточенный зенитный огонь велся. Из кораблей охранения этот самый крупный, другие – два сторожевика представляют меньшую угрозу.
Снизился до бреющего, винты почти касались воды. Так у зенитчиков меньше шансов попасть. Еще метров с восьмиста начал по миноносцу из курсовых пушек огонь вести. Далековато, пушки малокалиберные, но все равно какой-то расчет орудийный на корабле поразить можно. Миноносец начал разворот кормой к атакующему «жучку». Не успел! Павел сбросил торпеду сам, опередив штурмана на секунду. До корабля метров двести – двести пятьдесят. Стремительно возрастают в лобовом стекле надстройки корабля. Штурвал на себя, левой рукой газ. «Бостон» буквально перепрыгнул через миноносец, и Павел ощутил, как по самолету ударила пушечная очередь. Но моторы работали, и самолет слушался рулей. Взрыв! Штурман в СПУ закричал:
– Попали!
– В нас тоже. Осмотрись.
И бортстрелку такой же приказ. Оба доложили о попадании по правой плоскости и хвостовому оперению. Павел осторожно, «блинчиком» развернулся. На миноносце бушевал пожар, были видны языки пламени, валил дым. Теперь надо тянуть к своим. Возвращались группой из трех «жучков», выше истребители прикрытия. Конвой скрылся из видимости, когда на группу самолетов налетели из-за облаков сразу четыре пары «мессеров». Три пары связали боем «лавочкиных», а одна пара атаковала «дугласы». Все произошло стремительно. Торопливый доклад бортового стрелка:
– Сзади сверху «худые»!
Сразу звук очередей крупнокалиберного УБТ. Идущие в комплекте с самолетом пулеметы Браунинга сразу меняли на отечественные. Не из-за плохого качества «Браунинга», а из-за патронов. С американскими перебои, а в конце 1944 года наша промышленность уже в достаточном количестве боеприпасов выпускала. И первая атака «худых» пришлась на «жучок» Павла. Пушечные очереди истребителей не слышны, зато разрывы снарядов по обшивке фюзеляжа, по плоскостям – даже через наушники шлемофона доносятся. Сразу огонь вспыхнул, густой черный дым от правой плоскости. Огонь с каждой секундой сильнее, его языки уже до хвоста самолета дотягиваются. Павел понял – машина обречена. Взорваться на самолете уже нечему. Торпеда сброшена, опасность представляют только топливные баки.
– Штурман, стрелок! Приготовиться к оставлению машины!
Ответного доклада нет.
– Тимофей! Отзовись!
Обращение не уставное и ответа снова нет.
– Бортстрелок! Сергей!
Похоже – убиты. С одного из «дугласов» по рации:
– Двести девятый! Прыгай!
Двести девятый – это номер на фюзеляже «дугласа» Павла.
Павел повернул к берегу, решив тянуть сколько можно. А огонь уже к кабине пилотской подобрался, языки лижут стекла кабины, чувствуется жар. Павел очки на глаза опустил, хоть какая-то защита от ожога. Уже чувство тревоги стучит в голове: «Прыгай!»
Отстегнул ремни, выпрыгнул, рванул кольцо парашюта. «Дуглас» со стороны горел жутковато. Язык огня в два раза длиннее самолета, но самолет держится в воздухе. Павел еще подумал – не поторопился ли? И в этот момент взрыв! Облако дыма и огня, из которого летят куски обшивки, детали. За секунды до взрыва успел, не подвела интуиция. Да в принципе интуиция – это накопленный опыт, знания, примененные в нужный момент. Еще видны два торпедоносца, истребители. Но боя нет, немцы улетели.
