– Командир, похоже – горим, дымом пахнет.
И в самом деле. Ощущается едкий запах горелой проводки или чего-то похожего. По рации доложил Антонову о повреждении самолета. Дотянут ли? До линии фронта немого более ста километров, четверть часа полета. Но дотянут ли, если каждая минута длится как вечность?
Яковлев снова.
– Командир, горим, вижу пламя.
Открытый огонь на бомбардировщике это приговор машине. На истребителе иногда удавалось сбить пламя крутым пикированием. На «пешке» опасно, она может из пикирования не выйти, руль поврежден. Выход один – покинуть горящий самолет. Страшно, потому что внизу оккупированная территория. Если удастся избежать плена, то пройти по немецким тылам сто километров – тяжелая задача, как и пересечь линию фронта. О ситуации доложил по рации Антонову, потом приказал штурману:
– Покинуть машину!
И сам отстегнул привязные ремни сиденья. Штурман уже выпрыгнул, а Павел медлил. Впереди видел густой лес, ельник. Лучше приземлиться там. Перевернул самолет на левое крыло и вывалился из кабины. Помедлил с открытием парашюта, наблюдая за удаляющимся горящим самолетом. Наверняка его видят и немцы, сейчас начнут поиски экипажа. Земля стремительно приближалась. Павел рванул кольцо, легкий рывок вытяжного парашюта, потом чувствительный удар. Он поднял голову – купол расправился. Осмотрелся. Далеко позади, в нескольких километрах виден парашют Яковлева. Садится в чистое поле, слегка припорошенное снегом. Деревья надвинулись стремительно, ветки хлестнули по ногам, Павел успел прикрыть ладонями лицо. Треск веток, потом удар ногами о землю. Сразу прислушался к себе. Нет ли боли, не сломал ли какую-нибудь кость? Вроде цел. Парашют – куполом на небольшой елке. Сначала освободился от подвесной системы, попытался сдернуть купол с дерева. После нескольких попыток это удалось. Скомкал, бросил под дерево. От места приземления успел пройти немного, метров двести, как сзади раздалось:
– Руки вверх, чтобы я их видел.
Что обрадовало, говорили на русском. Однако мог быть полицай. Павла холодный пот пробил. Так глупо влипнуть! Медленно повернулся. В нескольких шагах молодой парень, его сверстник, в телогрейке, шапке, в руках трехлинейка. Брюки цивильные, заправлены в сапоги.
– Пистолет из кобуры вытащи, только медленно и брось.
Павел пистолет достал, мгновение помедлил. Выстрелить в незнакомца? Надо успеть передернуть затвор. Если у парня патрон уже в патроннике, можно не успеть.
– Не балуй, брось!
Бросил оружие Павел.
– А теперь пять шагов назад!
Отошел, парень поднял пистолет, сунул в карман брюк.
– А теперь шагай. Не туда, назад.
Назад, это на запад, от линии фронта. В деревню ведет, в немецкую комендатуру? Решил – как увидит немца, бросится на парня. Застрелят – так тому и быть. Лучше смерть, чем плен. Однако пришли к землянкам. Павла завели в одну из них. За столом, сбитым из жердей, сидел мужчина средних лет в советской военной форме, но без знаков отличия.
Появилась надежда выжить. На полицая мужчина не похож.
– Документы! – сразу потребовал военный.
То, что кадровый, сомнений не вызывало – прическа короткая, выправка. Годы службы не скрыть.
– Нет, перед полетом сдал.
– Кто такой?
Павел назвал звание, фамилию, имя, отчество, номер полка и дивизии.
– Немцы сбили?
– Зенитками. Штурман вместе со мной самолет покинул, а бортстрелка, похоже, убило. А вы кто?
– Тебе знать не положено. Считай – партизаны.
Да какие партизаны с выправкой и в военной форме? И у бойца, его задержавшего, чувствуется выучка. Команда разведчиков или диверсантов из ГРУ или НКВД, не иначе. Оружие Павлу не вернули, но и под замок не посадили. Однако выходить за периметр расположения запретили.
– Снег уже лег, следы оставишь, – коротко сказал боец.
Кормили скудно, утром чай с сухарями, в обед перловка и чай, вечером ржаной сухарь каменной плотности. А все потому что костер лишний раз разводить опасались. Если и разводили, то маленький и под лапником, чтобы дым рассеивался. С самолетов костер в лесу хорошо заметен, а немцы периодически пролетали.
Через три дня вечером командир сам к нему подошел.
– Спать не ложитесь, вас заберут.
Кто заберет, куда? Расспрашивать бесполезно, не ответит. Около полуночи затарахтел мотор. Ей-богу, учебный У-2! Откуда ему тут взяться? Но ошибки быть не должно, уж очень звук характерный! Павлу вернули пистолет, вывели из леса на опушку. Недалеко стоял У-2, позже переименованный в ПО-2, по имени конструктора Поликарпова. Летающая парта для нескольких поколений летчиков. Самолет простой, выносливый, не строгий в управлении, прощающий новичкам ошибки в пилотировании.
– Вас ждут, прощайте! – сказал командир и пожал руку.
Это здорово! Видимо, у группы есть радиостанция. Связались с командованием, решили вывезти. Опытных пилотов мало, каждый на счету! Павел побежал к самолету, взобрался во вторую кабину, пристегнул ремни, крикнул пилоту:
– Готов!
Взревел мотор, самолет начал разбег, подпрыгивая на неровностях поля. Сто метров и У-2 в воздухе. Ночью ориентиров на земле не видно. И оборудования для ночных полетов на У-2 нет.
Павел знал, что наибольшие потери в боевой авиации несут штурмовики, в среднем летчик на Ил-2 жил 8–9 вылетов, а летчики бомбардировочной авиации до тридцати. Начал мысленно считать, получалось – не дотянул. Так он еще жив и полетает. Интересно, как долго живут на фронте тихоходные, без брони и вооружения, пилоты У-2? Летать ночью в сложных условиях не все способны. Подавляющее большинство летчиков, как советских, так и немецких, по ночам не летали. И причин несколько – нет оборудования на самолетах, даже элементарного – подсветки приборов. Не проходили должного обучения.
Павел увидел внизу вспышки выстрелов, услышал звуки разрывов снарядов. На «пешке» этих звуков не слышно, линию фронта проходят на больших высотах, как правило – четырех тысячах метров. А У-2 ниже, метров восемьсот. Мысли сразу переключились на другое. Как там штурман? Добрался ли до своих или попал в плен? Мельком подумал о полковом контрразведчике. Наверняка будет допрашивать. Но у Павла алиби, сразу после приземления на парашюте был задержан и содержался в разведывательной группе, откуда был вывезен на самолете. Ошибался Павел. Летчики, сбитые немцами над оккупированной территорией, после проверки военной контрразведкой продолжали воевать, таких было много. Но сразу после войны были демобилизованы. Хотя воевали честно, одерживали победы, доросли до высоких чинов и имели множество боевых наград.
Самолет сделал разворот, обороты мотора упали. Вспыхнули аэронавигационные огни. Тут же внизу вспыхнул прожектор, осветив взлетно-посадочную полосу. Самолетик приземлился, и прожектор сразу погас. Ловко! Такой аэродром трудно засечь. Самолет пробежал немного и остановился, двигатель смолк. Павел выбрался из кабины. Из передней вылез пилот. Невысокого роста, худенький. Павел хлопнул его по плечу.
