— А из СМЕРШа, — ответил дядя Коля как ни в чем не бывало.
Сергей Ильич опешил.
— Постой, дядь Коль. Ты меня в ресторан ведёшь… со смершевцем встречаться?!
— Ага, ага.
Сергей Ильич сильно вздохнул, проглотил ругательство, снял шляпу и стал крутить её на пальце.
— Я не пойду.
— Пойдёшь.
Сергей Ильич напялил шляпу, сунул руки в карманы и засвистал.
— Не свисти, все деньги просвистишь, — велел дядя Коля. — Сейчас он, понятное дело, в НКВД служит, а в войну… да. В блокаду он этой твари фашистской знатно переловил. Ты ж войну тут у нас не видал!
— Нет, — сказал Сергей Ильич.
Старик продолжал:
— А потому молчи и слушай. Чего про блокаду в газетах писали — за это на том свете спросится с тех, кто писал-то!.. И кто такое с людьми сотворил, тоже на том свете ответит, потому что нет на этом такого, чем их наказать можно.
Дядя Коля затянулся и выпрямил спину.
— Парень этот, Колокольный, не только шпионариев вычислял, которые склады с хлебом жгли, а чего там, хлеба этого! Он ещё людоедов ловил.
— Кого-о? — протянул Сергей Ильич недоверчиво.
— Людоедов, — повторил старик тихо и внятно. — Которые детей ели, да и взрослых, кто ослабевал совсем. Я ему помогал. Да не я один! Это у них «агентурная сеть» называлось.
Сергей Ильич вдруг осознал, что дядя Коля, его соратник, сподвижник, друг, почти батя, в войну работал на какого-то чина из СМЕРШа, следил за людьми, наверняка доносы писал!.. Может, ему за это хлеба давали больше или даже масла!..
Лицо у него, по всей видимости, изменилось так сильно, что дядя Коля взял его за рукав и заставил остановиться.
— Да что ты о войне знаешь, парень? — спросил он, разглядывая Сергея Ильича. — В особенности о блокаде!.. Что по радио говорили? Так говорили-то чепуху, вздор, чтоб народ не волновать! Кто тут был, тот ищщо понимает, а кого не было — тот никогда не поймёт. А Колокольный, должно быть, три десятка ребят спас, на Большую землю отправил! А однажды опоздали мы. Ворвались, а пацанёнок уж весь распластанный на кухонном столе лежит, а рядом в кастрюльке бульон кипит, из него, из пацанёнка!..
Сергей Ильич сглотнул.
— Верю я ему, Мише-то. А верю потому, что знаю. Я так просто никому не верю.
И они опять пошли по солнечной дорожке весеннего сада.
Сергей Ильич изо всех сил старался не видеть… картинку. Холод, кухня, разделанное худенькое тельце и кастрюля с бульоном.
Блокада.
— Вот и пришла мне мыслишка Мише Колокольному рассказать про тебя и Гицку твою. Так, мол, и так, не могу в разум взять, чего он за тебя принялся и почему за тебя, а не за другого кого. А Мишка мне возьми давеча и позвони в цех! Веди, говорит, дядя Коля своего… как-то сказал он, назвал тебя как-то… слово на «портки» похоже.
— Протеже, — догадался Сергей Ильич сквозь картинку в голове, которая никуда не исчезала.
— Во-во, — обрадовался старик. — Веди, говорит, его в ресторан «Астория», мы там с ним и потолкуем!
— Там небось народу полно…
— Дак он и говорит, Миша-то, что по секрету встречаться нужно не в тайном месте, а на самом народе, тогда никто ничего не заметит. Он занятный такой мужик. Вроде из семинаристов.
— Семинаристов в СМЕРШ не брали, дядя Коля, что ты придумал!..
— В войну всякое бывало, а только обхождение у него прям поповское, одно удовольствие слушать!
Он ещё что-то говорил, рассказывал, а Сергей Ильич весь сосредоточился на мыслях о ледоколе — только чтоб как-то спастись от того, что он только что услышал и представил. Предстоит расточка кронштейнов и дейдвудов гребного вала. Опять придётся выдумывать что-то! Детали таких размеров на заводе никогда не обрабатывались! Как-то придётся сразу с двух бортов действовать, что ли!.. Только вот как? Или бригаду пополам делить — половина на расточке, а вторая на подготовке?..
…Самое ужасное, что рассказанное дядей Колей и сложившееся в голове в чёрно-белое кино больше никогда не будет забыто.
Сергею Ильичу всю оставшуюся жизнь придётся жить… зная.
И так ему не хотелось знать!
Величественный швейцар в вестибюле «Астории» распахнул перед ними дверь, немного дрогнул большим белым лицом, увидев дяди-Колины сапоги, и пророкотал:
— Вас ожидают?
— Вроде и ожидают, — как-то сразу засуетился дядя Коля и уменьшился в размерах. — А мож, ещё не ожидают…
В эту минуту к ним из глубин ресторана, где было сильно накурено и скрипка играла румынскую музыку, приблизился высокий мужик. Салфетка была заткнута за ворот, и на ходу он её вытаскивал. Не дойдя до дяди Коли двух шагов, мужик раскинул руки:
— Папаня!
Швейцар принял у дяди Коли тужурку и отступил с поклоном.
Старик и высокий с размаху обнялись, близко посмотрели друг на друга и ещё раз обнялись.
— Ах ты, леший тебя побери, и не стареешь совсем, папаня!
— Зато ты раздобрел, сынок! Вот такой ведь был! — Дядя Коля показывал жёлтый скрюченный мизинец, призывая Сергея Ильича разделить его радость от того, что «сынок» раздобрел.
Высокий любовно похлопал дядю Колю по спине, и Сергею Ильичу показалось, что он едва удержал себя, чтоб не подхватить старика на руки и не понести в зал.
— А вы товарищ инженер, да? — Высокий сунул руку Сергею Ильичу. — Да уж мне папаня про вас порассказал! Толковый, говорит, вы! А у папани это первая похвала!.. Ну, пойдёмте, пойдёмте! Солянка стынет, я заказал, взял на себя смелость! Не знаю, как вы, товарищ инженер, а папаня солянку горяченькую очень уважает!..
И они направились к столу. Сергей Ильич шёл за ними, пытаясь сообразить, как он попал в такой… балаган. И что именно он станет рассказывать этому статному молодцу с маслеными губами?!
В этом ресторане Сергей Ильич не был никогда — он вообще не любил ресторанов и боялся их, словно опасался запачкаться, сделать что-то не то, оказаться в неловком положении.
Здесь было красиво и как-то… респектабельно, что ли. Высокие окна, начищенные паркеты, белоснежные скатерти, хрустали и вкусные запахи.
Столик оказался в углу, у самого окна — хороший столик, должно быть, просто так за него не сажают, только энкавэдэшников!..
— Ну, познакомимся, — сказал мужик деловито, как только они уселись и официант подал солянку и водку в запотевшем графинчике. — Колокольный Михал Михалыч, майор государственной безопасности. Старинный друг вот этого самого типуса, дяди Коли Логунова. Мы с ним всю блокаду бок о бок… прожили.
— Эт как поглядеть, — поправил дядя Коля, с удовольствием хлебая огненную солянку. — Когда жили, а когда и помирали.
