– За какой женой? – смог, наконец, выдавить Владимир. Если бы к нему в дверь постучал призрак Троцкого, он и то не был бы так поражен.
– За Дарьей, за какой еще? – уже раздраженно парировал Макс. – Другой у меня пока не было.
– Думаю, вам лучше будет пройти в библиотеку, – промямлила Женя, борясь с накатывающей улыбкой.
Оставшись наедине, мужчины продолжали, даже не садясь.
– Послушайте, – миролюбиво начал Максим, стараясь изо всех сил. – Я вас не виню, это Дарья была несвободна, а не вы. Но все это зашло слишком далеко. Знаете, когда заботишься о женщине, хочется продолжать это. И великодушно упустить предательство.
– Все это, конечно, верно, – Владимир, наконец, пришел в себя от изумления. – Но почему вы решили, что ваша жена со мной? Она оставила меня прямо перед моим отъездом сюда.
Теперь настала очередь Максима вылуплять глаза.
– Она не здесь?!
– Увы. И вообще очень странно, что вы не знаете, где она. Мне она сказала, что допустила ошибку, что выбирает вас и прочее в том же роде, что обычно говорят отвергающие женщины неугодным любовникам.
Наступило недоуменно молчание. Наконец, оба поняли, что произошло.
– Ловко же нас обули, – первым разбудил молчание Максим и от души рассмеялся. Владимир последовал его примеру.
– В общем-то, – озадаченно покусывая губу, протянул Максим, – она всегда была взбалмошной…
Владимир не мог вымолвить ни слова от абсурдности этого заявления, лишь подался вперед и вытаращил глаза на гостя.
– Взбалмошность предполагает уход от любимого мужчины? Это уже, извините, тупость. Если, конечно, она хоть кого-то любила.
– В том-то все дело, – рассмеялся Максим, а в глазах его мелькнула жесткость. – Ну да к черту. Я вам верю.
– Стойте! – после некоторого колебания окликнул Максима Владимир. – Я не хотел, чтобы вы мучились. Уж поверьте, я специалист в этой области. Как-то подло вышло… Я ведь уговаривал ее честно все рассказать. Но она, видимо, не хотела выбирать.
– Я вас не виню, – почти с безразличием ответил Макс. – Переживу, будьте спокойны.
– Тогда для чего вы приехали?
– Пометить территорию.
– Не совсем…
– Утвердить последние права, если они еще остались.
Владимир понимающе кивнул. Максим посмотрел на него с одобрением, заклеймив поведение собеседника как достойное.
– Как вы вообще нас нашли?
– Деловые связи. А эта девушка – ваша…
– О нет. Я не так распутен. И потом, это даже не моя квартира. Я околачиваюсь тут в свободное время, потому что тут мне лучше, чем где-либо…
– Понимаю… Благородные чувства к женщине.
– Да не в том дело!
– Ну, думаю, мне пора, – прервал Макс поток личных излияний.
Владимир, пропустив Максима в дверной проем и поколебавшись, выговорил:
– Куда же вы пойдете? Оставайтесь хотя бы до завтра. В такой неопределенности вы же наверняка не купили обратный билет.
– А нет никакого обратного билета. Я ведь москвич.
– Но бездомный…
– Пока общежитие… К родителям не хочу – тесно.
– Оставайтесь, – послышался из гостиной благодушный голос Жени, размешанный похихикиванием.
Максим криво улыбнулся, но на глазах подобрел. Он вышел и увидел в гостиной Женю. Как многим в подобной ситуации, ему захотелось сказать этой миролюбивой женщине с приветливым и слегка отрешенным взглядом пару слов. Часто она летела куда-то по делам, не видя никого через себя и пребывая во внутренних брожениях, поэтому подчас не замечала знакомых и прошмыгивала мимо них. Но сейчас она напряженно следила за поведением гостя, потому что знала подноготный каскад недалекого прошлого.
Максим нашел силы взять себя в руки после случившегося между тем любовным треугольником, никого не виня больше положенного. Сперва было невообразимо, что Дарья осмелилась, обвела обоих вокруг пальца. Потом пришло принятие и даже в некоторой мере освобождение от какого-то странного долга перед ней.
После обеда они гуляли по городу. И пусть не произошло в том разговоре судьбоносных откровений, рассуждений и переглядываний, предопределяющих судьбу, как почему-то заведено в кинематографе, но все же каждому стало чем-то лучше, легче. И засыпал каждый, наполненный свежими приятными думами, приподнимающими над повседневными копошениями. Ощущение обновления неотступно преследовало с самого окончания боевых действий.
– Любой спор, в отличие от беседы, бессмысленен. Ваш оппонент не проникнется вашей точкой зрения, а лишь будет вас недолюбливать.
– А вы так боитесь, что вас будут недолюбливать?
Женя порозовела.
– Убеждения должны быть гибкими. Иначе кроме зла они ничего не принесут.
– Но не слишком гибкими.
– Власть лучшее вынимает из наций теперь, – вмешался Владимир. – Рассадник садизма эти идеи о чьем-либо превосходстве, завуалированная возможность покуролесить и показать свою суть безнаказанно. Да почему именно теперь? Всегда так было и будет. Критика старого не означает, что новое прекрасно и безгрешно, хоть и создается подчас такое впечатление.
– Боже ты мой, – почти вскипела Женя. – Да ведь любое время и любые официальные институты лицемерны. И хула одних не означает превозношение других. Любое общество, где доминирует какая-то идея, заведомо ограничено и глупо, но так более чем удобно. Да и, по сути, любая какая-то идея человека тоже. Благородство и мудрость заканчиваются тогда, когда человек начинает навязывать другим свое видение.
– … или пытается продвинуть их в массы. Все настоящие истины банальны, – отозвался Максим.
Владимир тщательно, испытующе косился на этих двоих, не зная, что чувствует. Каким-то образом беседа перетекла на фронтовые заметки.
– Помню, как лечил одну юную медсестру. Совсем тоненькая и хрупкая, уж сколько я насмотрелся, а ее было жаль. Потом мне ее подруга сказала, что она дочь какой-то московской шишки…
Владимир насторожился.
– Уж не Владленой ее случаем звали?
Максим нахмурился, потеряв мысль.
– Честно говоря, не помню… Кажется, да.
– Светлые волосы, голубые глаза…
– Мало ли в России светловолосых девушек.
Владимир пораженно смотрел на Максима.
– В какую невообразимую петлю мы с вами связаны!
– Вы знали ее?
– Она была почти невестой мне.
Максим рассмеялся.
– Неплох же вас послужной список.
– Вы просто знаете теперь всех моих женщин, – рассмеялся Гнеушев в ответ. – Ну и какова она была? – разрезал он образовавшееся через некоторое время молчание.
