– Да ну. А образ непогрешимого правителя? – продолжал Владимир, по всей видимости, обвинительную речь. Он так боялся, что Скловский вновь опутает Женю своими отравленными щупальцами, что примчался без приглашения.
– А, это… Для народа.
– Ну и кто после этого лицемер?
– Молодой человек, неужто вы так глупы, что способны вести тошнотворные морализаторские разговоры с видом неподготовленного мальчика, брызжущего слюной и румянцем? Есть ли мораль в самих морализаторах или только страх и неудовлетворенность собой? Люди по сути своей склонны к рабству и не любят думать сами. Поэтому активно выискивают учения, за которые можно зацепиться. Учения с от и до созданным шаблоном поведения и мыслей. В этом коммунизм равен христианству.
Владимир издевательски, но обаятельно улыбнулся.
– Ты не прав, Витя, – жестко отбила Женя, расправившаяся с поклажей, на которую не обратили внимания вздыбленные мужчины. – Посмотри, какое сильное непримиримое поколение вырастило наше время.
– И поколение это стерли на войне, смели, – то ли устало, то ли бесцветно, без эмоций констатируя факт, высказал Скловский. – Как и любое учение, течение, общепризнанный факт, активно массируемый в газетах, это – полная чушь. Брать из каждого стоит лишь крупицы и создавать свое. Когда вы уже поймете это? – с едва уловимой усмешкой продолжал Виктор Васильевич, посматривая на оппонентов. – И никогда не учить собственному мировоззрению, это дело неблагодарное. Изуродуют или высмеют. Или и то и другое с каким-то интервалом и вариациями. Работа своего мозга слишком ценна, чтобы отдать ее на растерзание идиотам, которые все переиначат и утопят твое имя в грязи. Каждый может дойти до духовного развития сам, стоит только приложить некие усилия, что недостижимо для стада. С помощью подсказок, так сказать, проводников. В виде книг и общения с другими людьми. Сама жизнь дает нам уйму намеков.
– Какого дьявола ты тогда поперся в политику? – взвизгнула Женя, пока Владимир почти с восхищением переваривал информацию.
– Милая, ты так ничего и не поняла обо мне.
– Ради власти, разумеется, – со смехом вмешался Владимир. – Власть пьянит, не так ли? А так же придает жизнь незабываемую, нестираемую окраску страха, причем не только в сторону вас, но и от вас.
– Совершенно верно, мой друг, – с преувеличенным пафосом отозвался Скловский, и они скрестились сочащимися ядом взглядами.
– Тот, кто ведет, сам часто далек от совершенства и заводит в тупик, – сказал Владимир как-то хмуро и потухши, словно и не хотел озарять окружающее пространство выплевыванием простых истин.
Владимир быстро взглянул на Женю, едва заметно прищурился и помрачнел. В него закралось подозрение, что она стушуется, не сможет. Что не так умна, как казалось, и простит. Этого он стерпеть не мог.
– Критика – двигатель прогресса, – почти одобрительно отозвался Скловский.
Владимир пришел почти в отчаянное негодование. Неужели этого человека ничем не прошибешь? Но у него еще был главный козырь. Скрытая подспудная борьба, начавшаяся из-за Влады и образа жизни, нежданно перетекла на Женю, которая с испугом и недоумением взирала, как они угрожающе распушают перья. Дошел Владимир, наконец, до Скловского, конечной точки, концентрации всех бед и отторгаемых взглядов. Напоровшись на Владу, споткнувшись немного о Юрия… И вот двое стояли лицом к лицу.
– К несчастью, люди без морали бывают умны… – вставила свое Женя. – Это истинно про тебя.
Казалось, Скловского впервые задели.
– За что же ты так, Женя? И вообще мне наскучил этот никчемный разговор. Что вы набросились на меня?
Она не отвечала. Молчаливая решимость освещала ее лицо, ставшее волевым. Возможно, впервые. Женя выразительным холодным взглядом одарила Скловского. Как он еще не догадался? Она все больше волновалась и пылала зачатками ненависти с каждым словом.
– Что же вы так разоткровенничались, Виктор Васильевич? – явно довольный, спросил Владимир.
– Да просто вы мне надоели. И с чего вы вдруг спелись?
– Если одна сволочь плохо отзывается о другой, это не значит, что она обеляет себя, – чуть с запозданием сказала Женя, имея ввиду отношение Скловского к правящему аппарату, и мужчины не поняли ее. Впрочем, каждый настолько был поглощен собственными мыслями, что едва ли обратил на это внимание.
– Да мы просто подумали, что негоже после очистки от скверны с запада оставлять таковую у себя в стране, – Владимир избавил ее от необходимости отвечать, силы Жени и так были на исходе.
Дом хоронил их перепалку, притаптывая толщиной стен. Опаленная мгновенно холодеющим потом, Женя почувствовала озноб и отошла в сторону. Скловский вопросительно поднял бровь, хотя противостояние порядком наскучило ему. Он устал после целого дня за бумагами и длинными бессмысленными разговорами по службе.
Захлебываясь то ли от смеха, то ли от фырканья, Гнеушев подытожил:
– Партии ой как интересно было узнать о ваших белогвардейских достижениях.
Женя приоткрыла рот и чуть запрокинула голову от восхищения и удовольствия, настолько вскользь, вмиг лицо мужа изобразило удивление, смешанное с неверием и гнездящимся за ним ужасом. Вместо обычной для него молчаливой чуть суровой уверенности и спесивого, но безуспешного желания отпустить окружающим грехи. Изуродованным какой-то неестественной усладой показалось Скловскому лицо жены. Торжество победы, презрения, обаятельного злорадства – все было в этом ангельском лике, но не отталкивало, а заставляло ликовать с ней, не жалея его.
Скловский не желал верить и проклинал себя за то, что все-таки и верил, и боялся. Кто они были против него? Мелкие сошки…
– Я же столько сделал для тебя, сука! – выкрикнул он искаженным от звериной злобы рыком.
– Как и я для тебя, – дрожащим голосом возразила Женя. – Играя под твою дудку несколько лет. И жениться на мне я не просила.
Скловскому захотелось удушить Женю за бунт, за то, что ей ничего больше не грозило, он даже почувствовал презрение к самому себе за это. Однако ощущение это было столь ярко и жизнеутверждающе, что он поневоле ухватился за его живучую суть, оно помогало чувствовать себя живым полно и ясно.
22
Женя ушла из дома, ночуя у Владимира. Как и прежде, без продолжения. Если и были у кого-то из них такие мысли, дальше головы они не простирались. Скоро Скловского действительно посетили, квартира опустела. Женя благополучно отреклась от постылого мужа, получила развод и оказалась свободна. Ветер вперемешку с пылью строительства новых домов пьянил ее, пока она, подначиваемая приобретенным статусом самодостаточной женщины, топала домой. На жилплощадь она не претендовала, все эти меркантильные дела стали ей глубоко антипатичны со времен угрозы голодной смерти. К лишениям и терпению было не привыкать. Но нужно было дождаться Юрия, чтобы передать ему ключи. Она не хотела, чтобы обиталище превратилось в перевалочный пункт сомнительных личностей или запустелую унылую пустошь. Все же и Женя вложила в нее много труда.
