– Я подумаю, обещаю. Дай мне время.
Дарья в полной мере представляла собой хорошенькую, почти классическую кокетку, обольщающую не из-за тайных соображений, а чтобы доставить радость себе и другим. Обаятельная, улыбчивая, неуловимо хитрая. Темно-каштановые ее волосы и выпуклые темно-серые глаза составляли необычное сочетание. То ли притворялась простушкой со вкусом, глупенькой и сыплющей банальностями и избитыми выражениями, среди которых на удивление мелькали очень точные замечания, то ли на деле была ей. Этого Владимир никак не мог понять, да и бросил эти попытки – не то было важно теперь, а его отношение к этой девушке. Когда Дарья смотрела на него, ему порой становилось не по себе от потайной иронии ее взгляда. Будто она видела его насквозь… или же хотела произвести такое впечатление.
13
В семейной жизни с Максимом Дарья терпела его эксцентричные выходки, перепады настроения, жесткость и тоталитаризм. И была удобна. С другой он, возможно, притих бы, опасался бушевать и вынужден был считаться, менять тактику. Если бы, конечно, снизошел до женщины, которая не во всем соответствовала его внутреннему настрою. Впрочем, найти человека, который идеально бы вписался в пустой участок воображаемого существа, особенно обладая завышенными требованиями, почти недосягаемое желание. Но и Максим привык к жене, прикипел.
Когда Владимир присмотрелся к их союзу взором сурового наблюдателя, то без труда заметил, что эти двое являют собой классический дуэт своенравного мужчины с непростым характером и тихой сглаживающей углы женщины. Дарья подходила и ему, потому что Владимир расшатался на фронте и привык серчать. Поэтому он чувствовал с Максимом какое-то сходство, но лишний раз пытался избежать его взгляда.
– Терпеть любовь, не пламенея взамен, так утомительно! Те, кто говорят, что лучше быть любимым, чем любить, имеют слабое сердце, – как-то сказала Даша.
«И тем не менее из долга или страха остается с ним?» – задавался вопросом Гнеушев.
Владимир видел желанную женщину и брал. Какой мужчина на его месте не поступил бы так же? Раньше он непременно подумал бы об этической и моральной стороне. Но теперь это было глупо, если не жалко. После всего поддаваться кем-то навязанным застревающим в мозгу нормам, которые никому не сделают счастья… Которые нужно отринуть лишь потому, что кто-то выкрикивает, будто они непреложны. Отречься от радости из-за того, что муж не может стать для жены всем? Какой бред! Рассусоливания о чести и долге казались неимоверно лицемерными. Нет, Владимир не стал творить и сеять грязь на каждом шагу, для этого его внутреннее поле было достаточно критичным. Его лишь возмущало, что никто не живет по навязываемым собой же правилами, подстраивая их под себя в зависимости от ситуации. Слишком много ограничений и страхов было в его жизни, и ничего они не принесли кроме затянувшейся свербящей привязанности к Владе.
Какая-то юная, беззащитная была эта Даша, когда он на короткое время убегал из госпиталя в ее комнату. Владимир по сравнению с ней чувствовал себя прожженным волком и поражался собственной щетине. То, что Дарья замужем, со временем стало иметь лишь практический смысл – нужно было убедить ее остаться с ним, а так же уворачиваться от зорких глаз Максима. Лишь поначалу эта связь воспринималась как развлечение. Гнеушев был достаточно серьезен, чтобы поневоле думать о будущем, не в силах пускать все на самотек. Трогательным, но незначительным казалось то, что она не так давно связана с Максимом. О том, как они связали себя браком, он даже не спрашивал. Ничто теперь не казалось слишком важным, ради чего стоит вертеться. Гнеушев хотел лишь приходить в ее чистое прибежище и видеть ее тело. Какое-то стыдливо худенькое, ищущее после разбросанные чулки и смятую юбку. Но тем не менее серьезные думы против установки неслись в разум.
– Ты как будто со страниц романа старого сошла! – воскликнул он в минуту нежности одним вечером, когда они шептались в саду, оглядываясь и смеясь, как бы не обнаружил их Максим.
– Мои предки были чистыми дворянами, – произнесла Даша как бы оскорбленно. Как ее происхождение может вызывать сомнения?
Владимир с интересом поднял голову.
– Вот почему ты такая воздушная. И осанка просто королевская. Но ведь это не модно теперь…
Дарья, довольная, продолжала:
– Отец мой был поменявшим окраску аристократом Александром Жаловым. Он был женат в то время, когда они с матерью полюбили друг друга. Правда, знакомы они были давно. Но по иронии судьбы в день знакомства мама была влюблена в того самого человека, который стал любовником жены отца!
– Вот это аристократические перипетии! – воскликнул Владимир. – Это у нас все предельно просто – работай, учись, создай семью, люби Родину.
– Ну, этому их тоже учили, – улыбнулась Даша. – Но у них было время, освобожденное от безмерной нескончаемой работы. Одно из воспоминаний моей матери – как она каталась на шлейфе своей матери, когда они еще были богаты. Потом род обеднел, и мама к осознанному возрасту не имела приданого. Лишь внешность и связи с кружком передовых людей. Куда ни копни – не только у приятных женщин, но и у мерзких старух есть история, прошлое, моменты. Если повезет услышать их исповедь, не такими они покажутся отвратительными… И даже оправдаешь их в чем-то за трудности пути. Этот умерший мир царского режима кажется уже далеким, навсегда утерянным. И в то же время люди, его вершившие, жившие им, еще здесь… И как они воспринимают колоссальные перемены? Как вообще можно приспособиться к этому?
«Так вот почему в глазах сквозит понимание, говоришь, как пишешь», – благодушно и вяло думал Владимир, глядя на ее золотые, словно припудренные волшебной пылью ресницы. Хотя он не очень верил в законы крови, не мог не признать, что эффект они все же оказывают. Но образ мышления куда более важен даже для гордо поднятой головы. Владимир был заворожен кратким поверхностным изложением мытарств ее родных. Представить, что пережили они в реальности, а не слушать это в упрощенном виде, вдруг стало ему интересно и важно.
– И когда жена отца, не помню, как ее звали, хотя мне говорили… Когда она потребовала развод, отец соединился с мамой. Родилась моя сестра Настя. После революции они смогли пожениться. Мама много пережила в то время, жена отца ухаживала за ней и младенцем. Это была странная история. Мама с братом погибли в войну сразу после моего замужества… Я тогда убегала от немцев зимой в одной рубашке, все родные трудились… Провалилась под лед. И, как ты догадался, именно Макс меня выхаживал. Повезло получить медицинскую помощь в военное время. Он добрый. Странный, хочет всех спасти. Страдания приводят его в отчаяние и бешенство, он готов покарать всех виноватых. Только ни за что не признается в этом.
– Какая романтичная история, – холодно отозвался Владимир.
Завороженная воспоминаниями, Дарья не отметила его настроения.
– И остались от нашей семьи сестра и отец, – скорбно подытожила Дарья. – Пора нам возвращаться в Россию…
Тут она осеклась, а Владимир почувствовал неприязнь.
