Ничего не имело значения. Я выплескивала со слезами свою обиду и злость, свой страх, что пережила за последние месяцы, свою по сути капитуляцию, потому что мое сердце, в который раз тянулось к нему, даже зная, понимая, что ничего не измениться, что он таким и останется. Но разве нужен он мне будет другой? Будет ли он тем Антоном, которого я любила?
Все время пока я плакала, он крепко обнимал меня, повернув к себе, целовал мое лицо и шептал какие-то нежные глупости, которые я не воспринимала, но которые дарили мне утешение. Когда я немного успокоилась, то поняла, что в нашей схватке нет победителей и проигравших. Мы оба заложники наших чувств и наших страстей. И, по сути, мой муж так и остался тем мальчишкой, которого не любили в детстве собственные родители и который больше всего на свете боялся быть отвергнутым, поэтому маскировал свой страх, заменяя боль на жестокосердие. Глубоко вздохнув, я оторвала голову от его плеча и тихим, но твердым голосом произнесла:
— Твоей любви не хватит на нас двоих, Тошка.
Муж замер, превратившись в каменное изваяние и впиваясь в меня замершим взглядом.
— Таких жертв не нужно. Ты прав. Я солгала и тебе, и себе, посчитав, что не люблю тебя. Люблю, до боли в сердце, люблю, вопреки всему. Я никогда не спала с Виком, Антон.
— Я верю, маленькая, — сдавленно прошептал он.
— Но никогда тебе не прощу твоего недоверия.
Антон сжал челюсти и прикрыл глаза, не выпуская из объятий. Молчал, а я… Да, я решила чуть-чуть, совсем немного, помучить его своим молчанием и только выдержав паузу, сказала:
— Поэтому всю свою жизнь ты будешь вымаливать у меня прощение, зараза такая.
Антон с шумом выдохнул и с недоверием распахнул глаза, вглядываясь в мое лицо.
Я робко ему улыбнулась и тут же была зацелована нежнейшими поцелуями, что порхали по щекам, глазам, всему лицу. Прерывисто вздохнула, запуская свои пальцы в его волосы.
— Как ты, малыш? — тут же забеспокоился Тошка и опустил на лоб ладонь, проверяя нет ли у меня температуры.
— В порядке, — прошептала я, смотря на него, на его мужественное лицо, сверкающие любовью глаза, чувственный рот, который мне тут же захотелось поцеловать. Облизала пересохшие губы и услышала мучительный стон.
Антон уткнулся лицом мне в шею и пробормотал:
— Это никогда не кончится. Я понял это давно, но надеялся, что с возрастом хотя бы притупится. Ошибся. Мне необходимо касаться тебя. Понимать, что ты моя. Иначе схожу с ума. Иначе, начинаю думать, что не нужен тебе. Я ненормальный, потому что ты сейчас больна, а я только и могу думать о том, какое мягкое твое тело, как я хочу взять тебя, услышать, как ты кричишь подо мной, чувствовать тебя, всеми клеточками, всей кожей, вдыхать твой запах, только так, я не схожу с ума. Только тогда, я прекращаю думать о том, что однажды ты уйдешь, бросив мне, что не любишь, что не нужен.
Я задохнулась от нахлынувших эмоций и обняв его в ответ, тихо прошептала.
— Тогда не сходи с ума, родной. Возьми меня, я твоя.
Все мои мысли были вытеснены его жадным поцелуем, страстным, собственническим. Казалось, он выпивает меня по глоткам, не оставляя и остатка. Мы целовались так страстно и так долго, что я потерялась во времени и пространстве и когда он нежно приподнял мои бедра, я вдруг поняла, что готова его принять и что мы оба раздеты.
Антон вошел в меня с болезненным стоном, прикрыв веки, а я с восхищением смотрела на его лицо, поддернутое в этот момент дымкой желания и страсти. Не было никого прекраснее в этот момент. Все мои мысли смыло волной, когда он начал двигаться во мне, заполняя до конца, так жарко, что становилось невозможно дышать, невозможно не прикоснуться к нему и не ощутить его упругие мышцы под своими пальцами. Я подалась ему навстречу, но Антон прижал меня к кровати, глухо пробормотав:
— Нет, маленькая, не двигайся, пожалуйста…
И я поняла в этот момент, что он сдерживает свои желания, боясь испугать, хочет быть нежным. Только кому нужна была нежность в этот момент, когда я сама желала дикого слияния, чтобы почувствовать его кожей, слиться с ним в единое целое.
Скрестив свои ноги на его талии, я сжала внутренние мышцы и закусив губу, посмотрела с вызовом в его глаза, которые широко распахнулись.
— Ты не хочешь нежности, — констатировал он, вглядываясь в мое лицо.
А после дал то, чего мы желали оба. Движения были дикими, страстными, наслаждение на грани фола. Зажав мои руки над головой, он врывался в меня с силой, отпустив себя. И я, в который раз, чуть не сорвала голос.
— Ты невероятная, маленькая моя, — сказал он после, приглушенным голосом, пока я лежала уставшая и довольная на его груди и перебирала пальцами его пальцы, разглядывая его руку, будто не было ничего важнее сейчас.
— Ты должна была испугаться.
— Чего именно, Антон? Страсти?
— Нет. Моей животной похоти.
— Увы и ах, — произнесла я с легким смешком, — Но нет, не испугалась. Ты преувеличиваешь, дорогой, свою звериную сущность.
— Даже так? — с наигранным шоком произнес он и перевернул меня на спину.
Но тут же посерьезнел и, недолго помолчав, произнес:
— Прости меня.
Я хотела возразить, но он приложил ладонь к моим губам и продолжил:
— Нет. Послушай, я не знаю, как ты все эти годы выносила мой идиотский характер, как сглаживала и терпела, но я клянусь. Нет, не то, что перестану быть собственником, эгоистом, видимо, это уже неискоренимо. Я клянусь, что постараюсь не делать больно тебе, умерить свою жестокость и чаще говорить тебе, что я на самом деле к тебе чувствую. Я постараюсь исправиться, маленькая моя, но мне иногда нужна будет твоя помощь.
Антон несмело, как-то робко посмотрел на меня и улыбнулся, а я тяжело вздохнула, про себя поклявшись, что волшебного пинка, если что, я ему дам.
— Заметано, — ответила я весело и улыбнулась ему в ответ.
Утром приехал Влад и, посмотрев на довольную физиономию моего мужа, только и делал, что ухмылялся и бросал на него ехидные взгляды. Интересно, что бы это значило?
На скорую руку я приготовила завтрак, и мы втроем сели за стол.
— Как дела, Влад? — спросила я, решив прервать затянувшееся молчание.
— Да, все в норме, — ответил тот, — Выходной, вот решил вас навестить. Посмотреть, не убили ли вы тут друг друга. А то Антон у нас парень горячий, — засмеялся Влад.
Я же нахмурилась. Речников явно в курсе тех событий и мыслей Антона. Тема была мне неприятна. Он что, всех вокруг известил о наших проблемах?
Хорошее расположение духа у Антона смыло волной, едва он взглянул на мое потемневшее лицо.
— Влад, заканчивай, — отрывисто бросил он.
— А я что, я ничего. — ответил Речников, — Это ты тут ее во всех смертных грехах обвинял.
