– Ты знаешь, о чем я иногда думаю, когда просто наблюдаю, как ты движешься или занимаешься каким-нибудь самым обыкновенным делом?
– Понятия не имею. И о чем же ты думаешь? – Его голос охрип от волнения.
– Я думаю обо всех тех вещах, какие проделала бы с тобой, будь я посмелее. Рассказать?
– Знаешь, иногда я немного бестолковый. Может быть, лучше покажешь?
Рассмеявшись, явно довольная результатами своей провокации, она ущипнула его. Он тут же перекатился на спину. Она оседлала его и с лукавством посмотрела на него сверху вниз.
– Так вот, такая поза побежденного частенько присутствовала в моих грезах.
– Можешь рассматривать меня как твоего пожизненного раба. – Господи, а ведь то, что он сейчас сказал, совсем недалеко от истины.
– Боже мой! Это признание таит в себе такие богатые возможности. В первую очередь я, конечно бы, поцеловала своего раба.
Она медленно склонилась над ним и страстно впилась в его губы своим жарким ртом. Затем начала рисовать замысловатые узоры языком на его теплой коже, прерываясь лишь для нежных поцелуев.
Стиснув зубы, он старался не спугнуть ее. Ее теплый мягкий рот спустился к нижней части плоского живота. И он застонал, потому что теперь она целовала его бедра.
– Ты решила устроить мне пытку?
Щипнув его в наказание за такие слова, она тут же зализала больное место на внутренней стороне бедра сводящими с ума медленными движениями языка. И хмыкнула.
– Это ты называешь пыткой?
– Сладкой пыткой.
– А как ты тогда назовешь вот это? – прошептала она. Он даже охнул от удовольствия, когда она коснулась языком его возбужденной плоти.
– Это рай. Я попал на небеса. – Он погрузил пальцы в ее густые шелковистые волосы. – Только не уверен, сумею ли выдержать долго.
– Так, может быть, устроим проверку твоей выдержке, а? Маленький экзамен.
– Весьма заинтригован.
Потребовалось немало усилий, чтобы задержать наступление финального крещендо этой симфонии хоть на какое-то время. Но она постаралась изо всех сил. Оказалось, что не так-то просто быть лидером в столь интимном танце, но это была самая восхитительная и возбуждающая вещь, какую она знала. В тот миг, когда финал показался ей неотвратимым, она не торопясь, словно нехотя, дала соединиться их телам. Но это было последним, нарочито медленным движением. Дальше все понеслось в бешеном темпе. Когда они оба одновременно воспарили, она приникла к Хантеру и выдохнула в его ухо три заветных слова, выстраданных ее сердцем.
Хантер уставился в потолок, обнимая пытавшуюся отдышаться Лину. Сказанные хриплым шепотом слова эхом отдавались в его мозгу, но его тут же разобрало сомнение: а не вообразил ли он все это? Когда так желаешь чего-нибудь, то фантазия может затмевать реальность.
– Я услышал. – Он хотел проверить. Если это все только плод его воображения, то она не поймет. Что ж, значит, она и не собиралась делать ему такой щедрый подарок.
Сжавшись, она молчала.
– Я услышал тебя, – повторил он с надеждой.
Туман рассеялся. Лина обомлела, она лежала и не понимала, считать ли все случившееся катастрофой или нет. Что, если с самым невинным видом отречься от своих слов? Не говорила ничего подобного – и все. Но это было бы гадкой трусостью и ребячеством. Надо отвечать за свои слова. Только бы честность не причинила ей слишком много боли.
– Ты не должен был услышать, – пробормотала она, не осмеливаясь взглянуть на него. – Я все так задумала, что ты не должен был ничего разобрать.
Хантер почувствовал, как его сердце ухнуло куда-то. Это было почти признание. Потребовалось бы немало сил, чтобы заставить ее повторить свои слова еще раз, а затем и открыть Лине свое сердце. Но инстинкт подсказал ему, что он может много потерять, если поспешит. А если немножко потерпит, то, возможно, в следующий миг близости его скрытная женушка приоткроется чуть больше. Но вообще-то давно пора внести в этот вопрос полную ясность, решил он, поговорить так, чтобы рассеять все сомнения, какие у них накопились. Пора им понять друг друга, как и положено мужу и жене. Это только укрепит их отношения и научит дорожить ими.
– Я не должен был услышать этого? – Он медленно распушил ее золотистые волосы.
– Угу. Я думала, что все хорошо рассчитала. Ведь ты был в... э-э... экстазе.
– О, насчет экстаза не волнуйся, тут все было натурально.
– Тогда как же ты услышал?
– Полагаешь, что в экстазе я становлюсь глухим?
– Я, например, точно глохну. И слепну к тому же, Через комнату мог бы промаршировать оркестр – я бы все равно ничего не заметила.
Она смущенно улыбнулась, когда заметила, что грудь его затряслась от беззвучного смеха.
Сковывавшая ее неловкость понемногу отпускала. В его голосе не прозвучало ни нотки недовольства. Похоже, что ее признание приятно ему. Пусть она и не получила желаемого ответа на свои слова, но и равнодушием ее не наказали. Она почувствовала себя увереннее: ее не отвергают. Она несмело подняла на него глаза и получила в награду нежнейший поцелуй.
Он погладил ее по щеке.
– Ты выглядишь такой испуганной, растерянной.
– Я действительно считала, что ты не услышишь.
– Зачем тогда говорила?
– Это покажется тебе глупым. – Она поморщилась. – Нет, это и правда глупо. Но я вроде бы репетировала. Думала, что если повторю это несколько раз, когда ты не слышишь, то однажды наберусь смелости, загляну тебе в глаза и скажу все так, чтобы ты расслышал каждое слово.
Обхватив ее лицо ладонями, он потребовал:
– Так посмотри мне в глаза и скажи. Она уставилась на него.
– Я еще не натренировалась до такой степени. Она услышала, как он рассмеялся, и вся сжалась.
– Пожалуйста, Хантер. Не смейся надо мной. Я этого не вынесу.
– Лина, счастье мое. Красавица моя ненаглядная. Мне ли смеяться над тобой? Я смеюсь над нашей проклятой трусостью.
– Нашей трусостью? О чем ты говоришь? Ты не трус, Хантер.
Она свела брови на переносице, не понимая, что он имеет в виду.
– Да нет, Лина, трус! Еще какой! Я не осмеливался прошептать тебе эти же слова, когда абсолютно был уверен, что ты не слышишь.
Он едва не расхохотался, видя, как округлились у нее глаза.
– Пожалуй, только ты можешь вдохнуть в меня храбрость. Ради тебя я готов даже на подвиг, любовь моя.
– Я... могу? – Она вздрогнула, потому что сердце у нее вдруг заколотилось так, что готово было вырваться из груди.
Ободрив ее нежным поцелуем, он произнес хриплым от волнения голосом:
– Посмотри мне в глаза и скажи...
