– Мы купаем его в прохладной воде по нескольку раз в день. Это помогает, но ненадолго. – Саксан подавила зевок.
– Мне кажется, тебе пора отдохнуть. – Леди Мери встала, взяла Саксан за руку и помогла ей подняться. – Я побуду с Ботолфом и сообщу тебе в случае чего.
– Вы не хотите вымыться или отдохнуть после долгого пути?
– Я могу помыться прямо здесь. Я хочу побыть с сыном. А тебе надо поспать.
Саксан легла на тюфяк, и свекровь накрыла ее легким одеялом.
– Вы разбудите меня, если что-то произойдет? – пробормотала Саксан, засыпая.
– Конечно. Что бы ни случилось.
– Он не умрет, миледи.
– Если желание жены поможет исцелению, Ботолф непременно выздоровеет.
– Саксан!
Голос явно доносился с кровати, но он был таким слабым и дребезжащим, что Саксан не узнала его. Ей хотелось броситься к мужу, но страх пригвоздил ее к полу. Было ли это к лучшему или он хотел благословить ее? Когда она заснула, Ботолф находился в том же беспамятстве, без намека на улучшение. Зов мужа, раздавшийся впервые за четыре дня, не принес Саксан радости, как она ожидала; наоборот, он поверг ее в ужас.
– Миледи, он зовет вас, – сказал Питер.
– Слышу.
Саксан набрала в грудь побольше воздуха и шагнула к кровати.
Ботолф посмотрел на нее, и даже в тусклом свете свечи его глаза казались ясными. Ее рука дрожала, когда Саксан дотронулась до его влажного от пота лица. Кризис миновал. Саксан качнулась, и Питер вовремя подхватил ее.
– Лихорадка прошла, – сказала она, едва сдерживая рыдания.
– У меня была лихорадка? – спросил Ботолф.
– Да, четыре долгих дня. – Саксан благодарно улыбнулась Питеру, приподнявшему Ботолфа, чтобы напоить его медом. – Это смягчит твое горло, муж мой.
Ботолф потянулся к жене, но был слишком слаб, и Саксан сама взяла его руку.
– Мы искупаем тебя и сменим белье.
– Я слаб, как младенец, – пожаловался Ботолф, закрывая глаза. – Ты заботилась о себе?
Саксан улыбнулась прозвучавшему в его голосе намеку на прежний повелительный тон.
– Да, достаточно хорошо. А теперь мы должны позаботиться о тебе, чтобы ты чувствовал себя удобно.
С помощью Питера Саксан смыла пот с тела сменила белье и повязки. Хотя они старались действовать осторожно, к тому времени как они закончили, Ботолф совсем обессилел. Саксан поспешила напоить его крепким бульоном, до того как он опять уснет. Несколько раз она трогала его лоб и убеждалась, что жара нет.
– Мне следовало бы позвать леди Мери, но я не хочу беспокоить ее, – сказала Саксан. – Она приехала сегодня днем и сидела несколько часов у твоей постели. Незачем будить ее сейчас, когда ты скорее всего опять уснешь.
– Скажи Элизабет, и пусть она решает, – сказал Ботолф, глотая суп и морщась от боли. – Клянусь Спасителем, я слишком слаб, чтобы глотать.
– Теперь, когда лихорадка миновала, силы скоро вернутся. – Она взглянула на Питера. – Сообщи, пожалуйста, горничной леди Мери, что граф пришел в себя. – Когда великан выходил из комнаты, она добавила: – Не забудь сказать, что он скоро опять уснет.
– Ты говоришь об этом так уверенно, – пробормотал Ботолф, когда Питер ушел.
– Тебе нужен сон, – ответила Саксан, отставляя тарелку.
– Хотя я спал четыре дня?
– Да, это время ты провел в тяжелой борьбе с лихорадкой, которая отняла у тебя все силы. Теперь ты будешь спать, чтобы восстановить их.
Он постарался пожать ей руку.
– И ты будешь командовать мной.
– Конечно. – Саксан прижалась щекой к его ладони. – Я слишком хорошо помню, как мы чуть не потеряли тебя. Наверное, я становлюсь очень сварливой.
– Не особенно. – Ботолф вздохнул и поморщился от боли, которую причиняло ему малейшее движение. – Сэсил почти победил.
– Только если его единственным желанием было, чтобы ты умер. Но все равно он бы никогда не получил Регенфорд. Даже землю на свою могилу. Я бы скорее вырвала его сердце.
– Очевидно, Сэсил не представляет воинственности моей жены.
– Ничего, скоро представит. – Саксан погладила мужа по голове. – Отдохни.
– Мне хочется побеседовать с тобой, хотя говорить особенно не о чем.
– Наверное, из-за того, что почти четыре дня ты молчал.
– Ты хочешь сказать, что я не пел и не бредил, пока был в лихорадке?
– Да, милорд. Вы ничего не произносили, не считая нескольких нелюбезных замечаний, касающихся Сэсила. – Она улыбнулась, когда он тихо рассмеялся, но потом посерьезнела, вспомнив, как переживала, пока он был без сознания. – Но лучше бы ты кричал, ругался и бушевал. Твое молчание было ужасно и ясно говорило о том, что у постели стояла смерть.
– Она, очевидно, устала ждать меня. И я не намерен приглашать ее, пока не состарюсь и не увижу детей моих детей.
Саксан понимала, что он шутит, но молилась о том, чтобы его слова оказались пророческими. Улыбнувшись, она положила его руку на свой живот. К ее радости, ребенок внутри нее бурно ответил на прикосновение. Глаза Ботолфа, испещренные красными прожилками, расширились, когда он почувствовал, как брыкается младенец. «Интересно, – подумала Саксан, – понимает ли он, что для одного ребенка там слишком много движения?»
Ботолфа захлестнула такая волна чувств, что она затопила его слабость. Он ощущал движения в животе Саксан и раньше, но никогда они не были столь сильными. Тот факт, что он чуть не умер, придавал остроту его ощущениям. Маленькая женщина, улыбавшаяся ему, и его семя, произраставшее в ее чреве, были единственной причиной, заставлявшей Ботолфа упрямо бороться со смертью. Раньше у него никогда не было такого неистового желания жить.
– Нет сомнения в том, что наш ребенок жив, – сказал граф.
– Никакого сомнения. Здесь чувствуется сила.
– Она нужна сыну. – Он улыбнулся. – Или дочке.
– Нужна, – согласилась Саксан, затем встала и поправила его одеяло. – Хочешь попить, прежде чем уснешь?
– Разве я усну?
– Да, по крайней мере скоро. У тебя уже глаза красные от усталости и язык стал заплетаться. Если ты не будешь отдыхать, лихорадка опять вернется.
– А я слишком слаб, чтобы еще раз ее выдержать. – Ботолф вздохнул и закрыл глаза. – Когда мама решит нанести мне визит, разбуди меня. Если я поговорю с ней, это ее успокоит.
– Разбужу, но я начинаю думать, что она решила подождать до утра.
– Ты должна отдохнуть. Судя по брыканиям в твоем животе, тебе понадобится много сил, чтобы выносить этого ребенка.
Саксан кивнула, нагнулась и поцеловала его в губы. Быстро взглянув на мужа, она поняла, что вложила в этот поцелуй гораздо больше чувства, чем собиралась, но ей было все равно. Ботолф чуть было не умер и если обратил внимание на страстность ее поцелуя, то, вероятно, припишет это драматизму момента.
