– Скорее всего злодей, – усмехнулся Питни. – Ты действительно пыталась заколоть графа?
– Ага. Эти дураки Кенелм и Олан все переврали. Я прискакала сюда на Миднайте и чуть было не наломала дров. Но мастер Мик увидел меня и закричал. Граф схватил меня за руку, мы некоторое время боролись с ним, и только потом я узнала правду. И бухнулась в обморок. – Саксан захихикала. – Это сильно удивило дядю и братьев.
– Могу себе представить. – Питни покачал головой, глядя, как она встала с постели и начала одеваться. – Граф говорил что-нибудь о наказании?
– Нет. Наверное, он понял, что произошла ошибка. Если бы он хотел меня наказать, то уже сделал бы это.
– Это точно.
– Послушай, Питни, почему я не одета?
– Ты так ревела, что почти утопила меня в слезах, а потом заснула, так что граф помог мне уложить тебя в постель.
– О… – Саксан нагнулась, делая вид, что зашнуровывает сапоги, в действительности же – чтобы скрыть выступившую на щеках краску.
– Кто еще был дома, когда приехали Кенелм и Олан?
Саксан взглянула на брата – он был явно расстроен, – и ее кольнуло сознание своей вины. После того как Питни спас графу жизнь и был посвящен в рыцари за свою храбрость, он имел реальную возможность занять почетное место в свите Ботолфа. Перед ним открывались перспективы для продвижения по службе, которые не часто выпадают на долю младшего сына. Лишь благородство и любовь к сестре не позволили Питни упрекнуть Саксан за то, что она хотела сделать.
Юноша наверняка боялся, что ее безрассудство могло разрушить все его планы.
– Со мной была Тильда, – ответила наконец Саксан, садясь на краешек кровати и перевязывая волосы кожаным ремешком. – Я должна сообщить ей, что все в порядке, а то бедняжка с ума сойдет от беспокойства. Она ведь узнала, что я собираюсь убить невинного, но лишь после того, как я ускакала. Кенелм и Олан все ей рассказали, прежде чем мчаться за мной. Дураки, – пробормотала качая головой и явно жалея о том, что не может снова! наградить братьев парой тумаков.
— Не злись на них, Саксан. – Питни улыбнулся сестре, но тут же посерьезнел. – Я чувствую, что нашего сеньора преследует какая-то злая сила.
– Я тоже, Питни. Проклятый сон не идет у меня из головы. Почему он повторился сегодня? Если бы это было предупреждением о грозящей тебе опасности, как я сначала считала, он бы не вернулся. Или это тоже предупреждение, но тогда оно касается графа.
– Кто-то явно хочет его смерти.
– Нам надо быть бдительными.
– Верно. – Питни отставил поднос и откинулся на подушки. – Я не мог найти объяснения, но теперь мне все ясно.
– Хорошо. – Саксан поцеловала его в щеку, встала и направилась к двери. – Я зайду попозже, братик.
– Попозже? А что ты собираешься делать? Саксан! – позвал он, но та поспешно вышла из комнаты. – Надеюсь, дядя не будет спускать с тебя глаз, – крикнул он вслед девушке.
Саксан тихонько засмеялась и поспешила в гостиную, однако, заглянув туда, обнаружила, что дяде не до нее. Эдрик был так увлечен беседой с леди Мери, что ничего не замечал вокруг. Леди Мери сидела возле него слегка порозовевшая и по мере сил поддерживала разговор. Поскольку темой была угроза жизни Ботолфа, Саксан решила подслушать.
– Это меня очень тревожит, – говорила леди Мери. – Боюсь, что я чем-то обидела Сэсила. Моя вина, что он преследует своего брата. Но я не могу поверить, что он действительно хочет его убить.
Известие о том, что Ботолфу угрожает его собственный брат, потрясло Саксан.
Эдрик накрыл своей ладонью маленькую, изящную руку леди Мери.
– Я никогда не поверю, что это ваша вина. Он – гнилое семя, миледи, рожден, чтобы творить зло. Такие люди время от времени появляются даже в добропорядочных семьях, и никто в этом не виноват.
– Вы в самом деле так думаете, сэр Эдрик? – взволнованно спросила она.
– Да, конечно, я так думаю. – Сэр Эдрик наклонился к ней, понизив голос так, что Саксан пришлось напрячь слух. – Миледи, простите меня, но я хочу вас поцеловать.
– Хотите поцеловать?
– Да, без сомнения.
– Тогда целуйте быстрее, потому что я скоро приду в себя – и тогда будет поздно.
Саксан чуть не вскрикнула, когда они начали целоваться. «Мне лучше уйти», – подумала она и, выскользнув за дверь, бросилась к конюшне. Почему леди Мери решила поехать с Питни? Саксан знала, что ее дядя умеет очаровывать женщин, как и все мужчины их клана. Но на сей раз проблема заключалась в том, что леди, обольщаемая ее дядей, являлась матерью их сеньора! Ее размышления были прерваны, когда возле конюшни дорогу ей преградил сам граф.
– Куда вы идете, мисс Тодд?
– На конюшню, милорд. Видите ли, там моя лошадь, я собираюсь обратно в Вулфшед-Холл, – ответила Саксан таким тоном, словно разговаривала с ребенком.
– Ты поедешь с нами, несносная девчонка.
– Но я не хочу причинять вам беспокойство, милорд.
– Никакого беспокойства. – Ботолф взял ее за руку. – Пойдем сделаем по глотку эля, прежде чем отправиться в Регенфорд.
Вспомнив сцену, свидетелем которой она только что стала в гостиной, Саксан посоветовала:
– На вашем месте я бы не входила туда.
– Почему?
– Мой дядя целует там вашу матушку. – Она не удивилась, когда граф резко остановился, отпустил ее руку и уставился на нее. – Вам следует закрыть рот, милорд: мы около конюшни, и здесь много мух.
– Ты уверена, что они целовались?
– Совершенно уверена. Видела собственными глазами.
– Ну и ну!
– Вы что, не одобряете? – спросила Саксан, готовая и обидеться, и защитить своего дядю.
– Я потрясен и не готов еще выразить одобрение или неодобрение.
– А о чем вы сейчас думаете? – В голосе ее звенел смех. – Извините.
– Тебе давно следовало бы извиниться, дерзкая девчонка.
– Девчонка, да? – Саксан легко подхватила яблоко, упавшее с ветки. – Или же мисс Тодд?
Раздосадованный тем, что не поймал другое падающее яблоко с такой же ловкостью, Ботолф протянул:
– Я начинаю думать, что ее не существует.
– Интересно, как чувствуют себя те, кто не существует.
– Не думаю, что им бывает неловко. – Надкусывая яблоко, он внутренне подивился абсурдности их разговора.
– Это успокаивает мой разум, хотя я подозреваю, что если не существует меня, то не существует и моего разума.
– Совершенно верно. – Граф наблюдал, как ее ровные белые зубы вгрызлись в яблоко с энергией, достойной лучшего применения. – Ты понимаешь, что если не существует ни тебя, ни твоего ума, то не существует и твоих зубов.
