Я останавливаюсь и смотрю на нее в упор.
– Что ты сделала?
– По крайней мере, я думаю, что он согласился. – Секунду она выглядит озадаченной, но затем снова начинает сиять.
В моем полупьяном затуманенном разуме всплывает образ сдержанного, умного доктора Шима. Я уже почти в ужасе.
– Объясни, что именно ты ему наговорила и как он отреагировал! Суджин! Ты с ума сошла? Я же больше на глаза ему показаться не смогу!
Мы уже в офистеле, и я тащу Суджин в свою квартиру. Михо нет: она снова засиживается в студии по ночам. Я попросила ее об одном – не приносить свои полотна домой. Мне не хочется видеть насаженную на палку голову Нами или любую другую жуткую живопись, над которой Михо работает с таким огнем в глазах.
– Иди давай, – рявкаю я Суджин.
Она следует прямиком на кухню и наливает себе стакан воды.
– Ладно-ладно, прости, что я сунулась к доктору Шиму с советом! Но я сделала это, думая о тебе, о том, как хорошо бы тебе подошла эта работа, и о твоей мерзкой Мадам. Знаешь, это был бы новый поворот в твоей жизни. Худшее, что может случиться, – отказ, – говорит она. – Я сказала только, что ты думаешь о смене работы и что, наверное, ты бы стала отличным менеджером клиники, вот и все. Например, ты привела туда меня и нескольких других девушек, разве нет? Доктор Шим в ответ лишь кивнул, вот так. – Она здорово изображает интеллигентное, бесстрастное выражение его лица и кивает.
Я размышляю над словами Суджин – и у меня горят щеки. Пробую представить: я в розовом пиджаке, на отвороте которого – металлический бейджик с моим именем, улыбаюсь обеспокоенным женщинам, нуждающимся в теплом взгляде. Я же… я не умею обращаться с женщинами! Но опять-таки, как обращаться с мужчинами, я тоже не знаю. А еще из головы не выходят мысли о моих долгах.
– Просто встреться с доктором Шимом и послушай, что он скажет, – советует Суджин, зевает и встает, явно собравшись уходить.
– Я уверена, что они получают тысячи резюме, – тускло возражаю я. – Может, и десятки тысяч. А у меня даже нет резюме.
– Да, но ты ходячая реклама их клиники! Сколько операций и процедур ты там сделала? Сколько их пациентов заинтересовались этой должностью? Думаю, ты единственная. Подумай об этом.
Суджин уже разворачивается к двери, когда раздаются гудки – это Михо вводит код на входе в квартиру.
– Привет, – вскоре говорит она, удивленно наклонив голову при виде нас.
Мы с Суджин одновременно разеваем рты: Михо подстригла свои непослушные волнистые волосы до плеч. Теперь она выглядит совершенно другим человеком. Моложе. Нет, старше. Нет, моложе. Элегантная. Сногсшибательная. Потрясающая.
– Знаю-знаю, до каких клише я могу опуститься! – Видя наши лица, Михо смеется. – Я плакала, когда Ара их отреза́ла, и сама она чуть не разревелась. Пришлось минут двадцать убеждать ее в том, что я действительно хочу от них избавиться. И это после всех ее прежних намеков, что мне не помешает стрижка!
Михо взмахивает выпрямленными волосами. Сейчас она похожа на модель с огромного плаката в люксовом торговом центре.
– Глава департамента может меня прикончить… ну что ж.
– Ты выглядишь потрясающе! – Суджин подходит ближе и касается прядей Михо. – Чувствуешь легкость?
Михо кивает, но ее губы дрожат.
– Час или два я сожалела, а потом нырнула в работу, забыла все на свете и не вспоминала, пока не увидела себя в зеркале. Тут я снова заплакала. Но, кажется, теперь я в порядке. К тому же Ара сдала мои волосы на благотворительность. Поэтому я чувствую себя немного лучше.
– Ара очень талантлива, – говорю я. – От одного твоего вида у меня становится легче на душе.
– На следующей неделе у меня фотосессия для статьи о подающих надежды художниках. – Михо застенчиво касается пальцами кончиков своих волос. – Я сказала Аре, что завтра крашусь в синий. Электрический синий. Я всегда хотела попробовать цвет «Пауэрэйд».
– О-го-го. Сбавь-ка обороты! – советую я. – Подумай хотя бы неделю о своем решении. Я бы не рекомендовала тебе столько кардинальных изменений разом, ты можешь пожалеть о них.
Суджин тыкает меня в спину:
– Вот видишь? Тебе очень подойдет работа в клинике! Примерно это мне и сказала менеджер Ку на первой консультации. Но затем, правда, украдкой порекомендовала еще десяток процедур.
Несколько лет назад, еще только решаясь на операцию, я обратилась к известной гадалке. Сначала она сказала, что коррекция челюсти заберет у меня всю удачу, на которую я могла бы рассчитывать в более зрелом возрасте. Затем она записала мое имя, дату и время рождения, сделала расчеты саджу
[45] и изменилась в лице. Гадалка сообщила, что в будущем меня ждет лишь ужасное невезение и мне нужно сделать все возможное, чтобы изменить судьбу.
С жалостливым видом женщина добавила, что из-за формы носа все деньги, приходящие в мою жизнь, будут тут же улетучиваться. И в любви удачи можно не ждать, замуж лучше выйти попозже, а то и вовсе не стоит. Гадалка пояснила, что расчеты моего саджу в точности как у одного известного в истории полководца. Тот, зная свою несчастливую судьбу, отправился на войну. Ему нечего было терять, и погиб он с честью и славой.
Легко решиться на подвиги, если нет другого выбора.
* * *
В субботу утром я сижу в комнате ожидания «Золушки». Я была здесь уже не раз и не два, но впервые так кошмарно нервничаю. Правое колено дрожит. Пытаясь унять эту дрожь, я кладу на него руку, но, по всей видимости, моя нога живет собственной жизнью.
Обычно я коротаю время ожидания, мысленно ворча на других пациентов, – из-за их огромных солнцезащитных очков, переколотых инъекциями носов и постоянного копошения в телефонах. «Позаботься, чтобы Ё-хан не опоздал на занятие по лего. Ты слышал, что Дасу теперь в XX школе?» Ну, или они пишут мужьям какие-то гадости, хотя откуда мне знать, какой может быть переписка с супругом? «Дорогой, я приготовила сегодня твое любимое рагу с твенджан
[46], поэтому, пожалуйста, приходи на ужин вовремя, хотя бы раз в жизни». Или: «Следы от помады на воротничке твоей рубашки никак не отмывались, поэтому я изрезала ее на мелкие кусочки. Хорошего дня!»
Но сегодня я больше смотрю на персонал, работающий за столиками. Троих ассистентов в розовых блейзерах я знаю, а вот четвертая, должно быть, новенькая. Она молоденькая и ведет себя осторожно, то и дело озираясь на коллег, что-то печатающих по обе стороны от нее. Я бросаю на нее быстрый, внимательный взгляд. Почему они выбрали ее? Она выглядит до глупости скромно и совсем не симпатичная. И операций явно перенесла немного – только исправила глаза и, видимо, сделала коррекцию филлерами. Прическа – конский хвост, по линии роста волос – спутанный, неравномерный пушок. Я тут же машинально касаюсь своих прядей. Хотя я не ходила в салон вот уже две недели, ночные маски делают свое дело – кончики по-прежнему шелковистые, как водоросли.
