— Говорить можно все, что угодно! — важно заявил Ярослав, пиная ногой ледышку в знак несогласия с моими словами. — Но сначала надо попробовать, а потом уже что-то отрицать.
— Ну уж нет, Яр, не всегда это работает! — возразила я, поражаясь его ветрености. — Есть вещи, которые совершенно необязательно пробовать, чтобы отрицать. Хотя бы, все то вредное и разрушительное, что было опробовано до нас, и триста раз доказано, что оно все-таки вредное и разрушительное. Не одной загубленной жизнью доказано. Не слишком ли велика цена, как думаешь? Так же и все эти бесплодные попытки — не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что Виктор Игоревич меня пошлет. Хорошо, если без матерных выражений, а может и вообще — бросит трубку сразу и не станет разговаривать.
— Вот, Лекс, и ты туда же! Именно в этом главная наша проблема — трусость! Наша — это не только твоя или моя, а вообще — многих. Сколько шансов на победу мы себе зарубили тем, что заранее вынесли приговор — это не сработает! А во всем виноваты простейшие вещи: дурацкая осторожность и желание передвигаться только протоптанными дорожками. Сама подумай, что мы слышим с детства? Не ходи зимой без шапки — простудишься! Не бегай быстро — упадешь! Не разговаривай с незнакомыми людьми — они могут быть плохими! Одни сплошные «не-не-не»! Из затюканных детей мы вырастаем в еще более затюканных взрослых, которые впадают в ступор от любой неожиданности! А перед любым новым начинанием больше думают не об успехе, а об ошибках, неудачах, провалах, все пытаются застраховаться, бегают-суетятся, и в результате — закономерно обламываются. Никакого тебе здорового авантюризма, тяги к приключениям, к интересной жизни! Только страх и кудахтанье "как бы чего не вышло"!
— Погоди-погоди! Что-то тебя заносит, друг мой авантюрист! Во-первых, есть элементарные правила безопасности, как с той же шапкой или разговором с незнакомцами, а во-вторых — что такого страшного в разумной предусмотрительности? О рисках нужно помнить всегда. По крайней мере, тот, кому есть что терять, вынужден о них помнить, — не замечая, как копирую тон Марка, обычно усмирявшего мои смелые полеты фантазии, перешла я на непривычную позицию здравомыслящего скептика.
— Это все отмазки, Лекс, чистой воды отмазки! — безапелляционно заявил Ярослав. — Не стоит бояться потерь — их мифическая опасность слишком преувеличена. Что такого страшного мы можем потерять, рискуя? Деньги, дом, машину, гараж? Так это все материальная шелуха, в любой момент может случиться пожар, землетрясение, конец света. Давай будем жить и бояться, каждый день, каждую минуту, вот прямо сейчас! — прикрикнул он на меня и я, смеясь, отскочила на несколько шагов. — Может, где-то во Вселенной уже летит метеорит в направлении нашей планеты? Что же нам теперь с предсмертными лицами ходить каждый день? Ну, что еще? Вокруг нас и так море опасностей, среди которых мы как-то лавируем, и не просто выживаем, а живем и успеваем радоваться жизни. И почему живем — да просто потому, что не обращаем на эти опасности внимания!
- Яр! — в притворном ужасе взмахнула рукой я. — Ну, что ты такое говоришь? На словах все очень красиво звучит, но на практике — это не просто халатная беспечность, это уже опасная позиция на грани… на грани безумия!
— А если и так — то что? — чрезвычайно довольный произведенным впечатлением и тем, что я, не соглашаясь, все же не могла найти достойных контраргументов, азартно парировал он. — А хоть бы и безумие! Все великие люди, Лекс, все они были безумцами! Тот, кто осторожно сидел дома и выращивал капусту, в учебники истории не попал. А вот великие открытия, изобретения, победы совершались безумцами, которые знать не знали правил и делали свое дело, несмотря на насмешки! Колумб боялся потерять дом или какие-то там мифические сбережения? Леонардо да Винчи пытался соблюдать правила? Джордано Бруно, которого сожгли на костре, отказался от своих взглядов? Никола Тесла обращал внимание на дикие взгляды окружающих? Братья Люмьер, верившие, что картинка оживет и будет двигаться, прислушивались к словам "Это все пустые выдумки"? А, Лекс? Что скажешь? Сначала мы смеемся над такими людьми, потом восхищаемся, а потом принимаем все эти фантастические штуки как обычные вещи, продолжая не верить в чудеса и брюзжать: "Ох уж эти глупые фантазии!" А оглянись вокруг — почти все, что ты видишь, придумали и внедрили безумцы! Так что нечего мне тут говорить о невозможном, о каких-то там препятствиях и о том, что тебе кто-то мешает! Если ты трусиха, то так и скажи!
— Кто — я?! Это я-то — трусиха? Ну, знаешь, Ярослав, а вот такой позорной и грубой манипуляции я от тебя не ожидала! Ты меня на слабо берешь, что ли?
— Да, беру! — с веселой готовностью согласился он. — Беру и еще как беру! Вот только ты не ведешься, потому что твой страх сильнее! Ты его заложница! Ты не звонишь даже с учетом того, что тебе нечего терять, понимаешь, нечего! И все твои обожаемые риски, о которых ты с таким придыханием говоришь, тут не работают — но ты не звонишь все равно. Ну что они могут сделать, твои Казарины? Выгнать? Да они и так тебя выгнали! Послать? Ну и что — пошлешь их в ответ! А если захочешь — не пошлешь а просто молча плюнешь в трубку! — Яр громко засмеялся, очевидно, вообразив эту картину. — А может, чем черт не шутит, может, так сойдутся звезды, что ты получишь телефон Марка, его адрес, да еще и небольшое отческое благословение на вашу дальнейшую счастливую жизнь? Нет, с благословением я загнул, конечно, — одернул себя Ярослав, понимая, что такой вариант развития событий слишком фантастичен даже для его бурного воображения, — Но, Лекс, послушай меня, я серьезно. Иногда… я бы даже сказал, очень часто выстреливает совершенно неожиданный вариант, в то время как проверенное и надежное средство может дать сбой. Так что думай. Я от тебя все равно не отстану.
И, тем не менее, как я ни противостояла подобному безрассудному подходу, чем дальше, тем больше я понимала — Ярослав прав. Я действительно ужасно боялась сделать первый шаг и всколыхнуть этот обманчиво-тихий водоем, в который превратилась моя жизнь. Последствия моей недавней откровенности с Яром и так начали слишком сильно сказываться в настоящем. Как алкоголик в завязке, самонадеянно пригубивший рюмочку и напрочь потерявший контроль, я тоже не могла остановиться, сорвавшись в фантазии о том, какой замечательной могла быть жизнь с Марком, согласись он с моим выбором.
Приступы меланхоличной рассеянности теперь накатывали на меня постоянно, отвлекая от учебы и не оставляя возможности сосредоточиться даже на выполнении простейших заданий. На лекциях, спрятавшись за спинами сокурсников, я сбивалась с мысли и не успевала записывать за преподавателями, представляя, как в это самое время Марк тоже пишет свои конспекты, как обычно, слегка нахмурившись и упрямо сжав губы. По дороге в общежитие, вдыхая свежий морозный воздух и изредка сталкиваясь с прохожими, я смотрела сквозь них и видела только Марка, идущего домой, в неизвестное мне чужое место, к неизвестным мне чужим людям — точно так же, как и я сейчас. По ночам, прикасаясь к камню-талисману, неизменно лежащему под подушкой, я как в омут проваливалась в сны-воспоминания, сны-фантазии, в которых он был рядом, спал на этой же кровати, согревая теплым дыханием мой затылок, привычно запустив одну руку мне в волосы, а другой — крепко прижимая к себе.
