Многие девушки умерли бы за подобные слова от такого необыкновенного, сильного, умного, красивого парня. Но мое сердце плакало кровью над его признаниями, и решения ехать на учебу в столицу я не изменила. Со стороны такое тихое упрямство могло показаться как минимум странным, но для себя я давно уяснила причину.
Я была не вправе пренебрегать шансом, который подарила мне судьба, ведь я постучалась в дверь — и мне открыли. Теперь я просто обязана была войти. В случае неудачи в программе я не стала бы упорствовать, и спокойно отказавшись от любых своих желаний, полностью растворилась бы в Марке, окончательно и бесповоротно. Но жизнь распорядилась по-другому, указав мне на дорогу вдали от дома, и я боялась ослушаться и пренебречь этим знаком. Боялась навлечь этим легкомысленным отказом беду не только на себя, а прежде всего на нас, на него. Потому что чрезмерная щедрость Фортуны всегда имеет обратную сторону. Богиня удачи обидчива — когда пренебрегают ее дарами, она начинает мстить. И месть ее зачастую превосходит первоначальную доброту.
Поэтому меня восхищала и одновременно ужасала безумная и слепая настойчивость Марка, с которой он пытался грести против течения, не отпуская меня на выбранную дорогу, препятствуя тому, что обязательно должно было случиться.
Я понимала, что покинув дом Казариных, бесповоротно закрою важнейший и прекраснейший этап в собственной жизни, выйду в совершенно иную реальность. Сознательно не стремясь к такому варианту развития событий, я, тем не менее, сделала главный выбор, просто ввязавшись в авантюру с программой.
Теперь мне предстояло нести ответственность за действия свои.
На фоне всех этих переживаний самые важные для каждого подростка события — окончание школы и выпускной бал — оставили в моей памяти довольно блеклые воспоминания. Была торжественная линейка и последний звонок, на котором я не могла думать ни о чем, кроме того, как неумолимо тикают стрелки, отсчитывающие время, оставшееся нам с Марком под одной крышей. Были экзамены, которые мы сдали легко и без особых переживаний, волнуясь о другом: как скоро нам предстоит засыпать и просыпаться не вместе. Был выпускной, на котором прослезились все — и школьники, и учителя, произносились красивые речи о новой жизни, но мы не слушали никого. После непременных торжеств и вручения аттестатов, дождавшись момента, когда веселье вошло в неконтролируемое русло, мы сбежали из актового зала. Марк стянул в дежурке ключи от кабинета, в котором мы учились до четвертого класса, и остаток ночи мы просидели за нашей первой партой, вспоминая то самое первое сентября и маленькую черно-желтую конфету, с которой началось наше знакомство.
А потом пришла пора вступительных экзаменов — и я отправилась с Марком в Одессу, чтобы быть рядом в эти важные и тяжелые для него дни. Мои дела в университете были давно улажены: вместе с Виктором Игоревичем я еще в конце весны съездила в столицу и подписала все необходимые документы. Марк тогда категорически отказался составить нам компанию и полюбоваться на красоты Киева. Я начинала подозревать, что он ненавидит этот древний город на берегах Днепра, ненавидит как соперника, люто и яростно — со всеми его золотыми куполами, зелеными холмами и цветущими каштанами.
Первое время нашего пребывания в новом городе Марк будто забыл о том, что ему предстоит пережить в ближайшем будущем. Вместо того чтобы использовать каждую секунду для учебы, он, не желая слышать мои возражения, тянул меня гулять на набережную, в живописные приморские парки и бульвары, в старинные самобытные дворики, пропахшие морем и романтикой приключений. Я прекрасно понимала, что все это он использовал, как последний аргумент, пытаясь показать, что я теряю и насколько лучше здесь, на юге, чем в промозглом северном Киеве.
Виктор Игоревич и Валентина Михайловна были с нами только первую неделю, во время сдачи документов в приемную комиссию, пока не успели пресытиться отдыхом, обойдя все более-менее приличные и дорогие рестораны-магазины. Оставаться на месяц экзаменов, продолжая жить в тесных условиях комфортабельной, но всего лишь трехкомнатной квартиры, Валенька не захотела, да и дела звали Виктора Игоревича назад в родные пенаты. Так что, спросив ради приличия моего согласия вернуться с ними в дом родной и оставить "этого дундука" наедине с его учебниками и кодексами, и получив, естественно, отказ, счастливые супруги упорхнули обратно в семейное гнездышко.
Виктор Игоревич, к тому времени немного смирившийся с профессиональным выбором Марка, тем не менее, продолжал питать надежды на то, что вредный отпрыск провалит экзамены и останется не у дел, в то время как все его однокашники будут устроены по жизни. Поэтому "договариваться" насчет сына он ни с кем не стал, нарушая все родительские традиции того времени.
Шел 1997-й год, время расцвета взяточничества в образовательной системе. Официально высшее образование оставалось все еще бесплатным (контракты были разрешены только на минимальный процент от всех учебных мест), но конкурс на бюджетное обучение взметнулся до сумасшедших показателей — до тридцати-сорока человек на место.
По факту же бесплатного обучения не было давно. Платили за все, только тайно. Платили за хорошие выпускные аттестаты в школе, за хорошую оценку на одном экзамене, за высокие баллы на всех вступительных экзаменах оптом. Заботливые родители исхитрялись в нереально-карикатурных способах дачи взяток. Их совали в самых экзотических местах: обмен чемоданчиками с деньгами в лучших традициях мафиозных фильмов происходил при "случайных" встречах в лифтах, укромных уголках безлюдных парков, особо изобретательные умудрялись решать дела даже в университетских туалетах. Влиятельных профессоров подкарауливали в их же дворах во время копания в собственных машинах: знающему папаше нужно было всего лишь залезть к нужному человеку "под капот" и всучить ему увесистый пакет под надежным прикрытием невольного сообщника противозаконного действия, развороченного для ремонта автомобиля
Все это было бы чрезвычайно весело, если бы не одна особенность всего происходящего — поступить без связей и денег в любое высшее учебное заведение, будь то столичный ВУЗ или институт в небольшом городке, стало практически невозможно.
Тем большей счастливицей все считали меня, прошедшую вне конкурса, и безумцем — Марка, которого не испугала родительская угроза ни копейкой не помочь на вступительных экзаменах. Ему предстояло биться за место в университете в прямом и переносном смыслах этого слова, но, казалось, подобная перспектива его ни капли не смущала.
А потом началась самая настоящая эпопея. Естественно, Марка завалили на первом же экзамене, поставив такой бал, с которым дальнейшее участие в конкурсе становилось просто бессмысленным. Он, готовый к подобному повороту событий, только мрачно усмехнулся, и сразу же включился в борьбу, приводя в исполнение все пункты заранее заготовленного плана.
Для начала Марк добился права просмотреть свою работу у приемной комиссии, по ходу встречи размазав по стене незадачливого лаборанта, пытавшегося внушить ему, что дела плохи, материала он не знает, и лучше собирать вещички и катить домой подобру-поздорову. Дальше состоялось заседание апелляционной комиссии, во время которого все ее члены обеспокоенно ерзали на своих местах — знания у зарвавшегося сопляка оказались хорошие, и настроен он был более чем решительно. На логические уловки отвечал еще более хитрыми выпадами, давления авторитетом не боялся, на повышение голоса и стук кулаками по столу со стороны уважаемых профессоров реагировал взглядом, полным ледяного спокойствия. Похоже, место в ВУЗе ему таки светило — но куда же его было брать, если все куплено заранее, еще на полгода вперед?
