— Нет, ну что ты несешь!? — вдруг взорвался Виктор Игоревич. — Лешка! Ты что, совсем сдурела у себя на чердаке со своими писульками?! Ты в девках всю жизнь собралась просидеть, да? Какой принц, я тебя спрашиваю! Пацан тебе нужен, молодой, реальный, здоровый пацан, который… — Валентина Михайловна нервно затеребила мужнин локоть. — А ты не дергай меня! — прикрикнул и на нее глава семейства. — Тоже мне, Ассоль выискалась! Попомни мое слово, будешь много выпендриваться — останешься одна! На кой черт кому-то припудренная жена, которая только и делает, что читает Мандельштампа?
— Мандельштама, — автоматически поправила я.
— Да один хрен! — яростно рявкнул на меня приемный родитель. — Вот, о чем я говорил? Опять выделываешься! Хоть "штама", хоть "штампа" — до лампы! — не замечая, что сам перешел на рифмованный слог, заворчал Виктор Михайлович. — Нет, ну что за идиоты, а не дети… Одна то ли на земле, то ли на небе живет. Второй тоже — кроме своих книжек и брусьев с гантелями ничего не замечает. Лешка, вот скажи мне честно, не щади папку. Твой брат… он… он… голубой? — добавил глава семейства голосом, полным боли и жутких предчувствий.
И на этом месте я все-таки подавилась молоком. Пока обеспокоенная Валентина Михайловна стучала меня по спине и отпаивала водой, я хохотала. Хохотала до слез, вызывая подозрения в своей полной ненормальности, но сдержаться в такой комической ситуации было выше моих сил.
Так вот в чем добропорядочный отец подозревает Марка! Я согнулась в новом приступе смеха.
— Нет, — пробормотала я сквозь слезы. — Нет… Марк не гомосексуалист, уж поверьте мне.
— Честно, дорогая? — с надеждой протянула Валентина Михайловна.
— К…Клянусь… — и я закрыла лицо руками, пытаясь вытереть слезы, льющиеся из глаз, а мои плечи опять затряслись.
— Просто пойми нас. Мы очень рады, что вы такие… Такие серьезные… Но что ты, что Марк совершенно не интересуетесь противоположным полом — извиняющимся тоном продолжила она. — А я, конечно, не сейчас, но через какое-то время… так хотела бы с внуками поиграть, понянчиться…
Пришлось мне еще раз клятвенно подтвердить нашу полнейшую нормальность, списав отсутствие свиданий и всяческих легкомысленностей на выпускной класс, нагрузку в школе и необходимость готовиться к поступлению в ВУЗы. Видимо, я была крайне убедительно, ибо на первых порах этих клятв чете Казариных хватило, а вскоре им стало совершенно не до личной жизни собственных детей.
Пришла зима, до Нового Года оставались считанные недели, в воздухе пахло хвоей, корицей и праздником. И в это самое время Марк громко объявил о своем намерении поступать в юридический университет.
Виктора Игоревича, как я и предсказывала, чуть удар не хватил. Он воспринял профессиональный выбор сына, как предательство собственных интересов. Пребывая в полной уверенности, что отпрыск получит экономическое образование, отец не слишком уделял внимание тому, факультативы по каким предметам посещает его сын, и чему именно учится с репетиторами два раза в неделю. Ребенок занят — и хорошо.
Поначалу он еще тешил себя надеждой увидеть Марка "придворным" адвокатом. Сын, защищающий административные интересы отца, плечом к плечу — это же так по-семейному! Но после того как последняя иллюзия разбилась о решение Марка поступать на факультет следствия и прокуратуры, Виктор Игоревич замолчал на несколько дней. Он бродил по дому потерянный, горюя над тем, как судьба жестоко мстит ему. Его первенец, наследник и родная кровь оказался Павликом Морозовым, надумавшим связать свою жизнь с уголовным правом. Ведь больше всех Казарин-старший, удачливый бизнесмен в стране, погрязшей в беззаконии, ненавидел именно органы правопорядка. Одних — за продажность, других, наоборот, за излишнюю принципиальность.
Потом он, наконец, заговорил, к вящей радости жены, и не к такой вящей — моей. С этого момента на мои плечи легла далеко не радужная обязанность служить посредником между семьей и Марком. Виктор Игоревич отказывался общаться с отпрыском, пока он не изменит своего решения, а верная жена во всем поддержала любимого супруга. Фраза "Лешка, передай этому неблагодарному…" с тех пор преследовала меня дни напролет. Нам пришлось удвоить бдительность, потому что вездесущий глава семейства любил нагрянуть в мою комнату без стука с очередным монологом на тему: "Я его растил-растил, а он…"
Кроме того, Виктор Игоревич забрал у Марка все карманные деньги (суммы, сравнимой с зарплатой среднего служащего, могло бы хватить на оплату подготовки к экзаменам) чем вызвал у сына лишь усмешку.
— Ничего он не добьется, — спокойно прокомментировал его действия Марк. — Я с девятого класса готовился, мне только закрепить материал осталось. Смогу сделать это самостоятельно.
На мое робкое предложение отдавать ему свои карманные расходы, ведь, по сути, он остался вообще без денег, даже на проезд и на завтраки, Марк лишь негодующе сверкнул глазами. А уже через секунду крепко обнял, чтобы сгладить свою первоначальную вспышку.
— Не надо, Алеша, мне не нужна эта помощь. Со мной просто… лучше не воевать. Все равно проиграешь. Вот и он — проиграет.
В том, что Виктор Игоревич проиграет, я не сомневалась. Но к тому времени меня больше начала беспокоить собственная ситуация. Марк выбрал для поступления Одессу, юридический институт при государственном университете. Все мои попытки склонить его к столичной академии права неизменно разбивались о несгибаемую решительность:
— Это старейшее заведение с отличной репутацией. А твою академию год назад создали.
— Но это же при академии наук Украины! Она не менее… старейшая!
— Плевал я на науки. Я не люблю север. А в Одессе — море.
Иногда мне казалось, что он шутит. Может быть, поэтому я подсознательно избегала самого главного вопроса: "А как же я? Я ведь хочу учиться в Киеве!" Наши отношения были так прекрасно безоблачны, что я боялась опять увидеть исполненный ярости взгляд и снова услышать жесткую фразу: "Я сказал — ты никуда не поедешь".
И я струсила в тот момент. Предпочла закрыть глаза на усугубляющуюся проблему. Будь что будет, легкомысленно решила я, не понимая, чем на самом деле был продиктован выбор Марка. Он даже подсознательно пытался держать меня как можно дальше от города, куда я так рвалась. Меня тянуло на север — поэтому он выбрал юг в полной уверенности, что я уеду с ним. И дело было совсем не в море.
А пока что нам осталось еще немного счастливого неведения относительно кардинально разных планов друг друга.
Новый Год нагрянул вместе с метелью, ощущением волшебства в воздухе и надеждой на то, что в будущем все неурядицы сами собой разрешатся. Виктор Игоревич с женой патриотично уехали в Карпаты, легкомысленно оставив нас на целую неделю одних в доме. Сына они не взяли с собой в качестве наказания, а меня все же позвали пару раз, для приличия. Я, с крайней осторожностью подбирая слова, отказалась, а Виктор Игоревич лишь посмеялся над моей ребяческой преданностью. Если бы он знал, как мало ребячества осталось в наших с Марком отношениях.
