Неудача на телевидении стала последней каплей, подточившей мою решимость. После этого я почувствовала, что остатки смелости стремительно исчезают, равно как и вера в собственные силы. Похоже, весь последний месяц я действительно занималась тем, о чем говорил Марк — пыталась пробить лбом несокрушимую стену, в то время как нужно было сразу обратиться к нему.
— Это потому что ты глупая, глупая! — злорадствовал ставший уже привычным голос. — Глупая и смешная! И ничего-то ты сама не умеешь! И не сумеешь никогда!
Марк, продолжавший пристально следить за моими злоключениями, понял все без слов, когда вечером я вернулась домой и несколько часов не выходила из своей комнаты. Лёжа на полу, я все пыталась понять, во что превращается моя жизнь, но в голову не стучалось ни одной мало-мальски приличной идеи. Я как-то резко опустела, понимая, что старое правило «Нужно очень сильно захотеть и поверить в свою мечту, тогда она обязательно сбудется» больше не работает. Теперь все было совсем не так. Казалось, моя удача наказывает меня за какую-то фатальную ошибку, безжалостно стегая по больному в тех самых ситуациях, в которых раньше неизменного помогала.
И как только, спустя ещё день, наполненный тягостным молчанием, я решила, что от себя не уйдёшь и моя новая судьба в этом городе — быть тем самым человеком-невидимкой, которым я почувствовала себя сразу после возвращения, как создавшийся вакуум с треском разорвал телефонный звонок.
Меня попросил к телефону сам редактор еженедельной муниципальной газеты, в которую я даже не отправляла резюме, так как репутация подобных СМИ была мне хорошо известна — провластные, проплаченные, карманные журналисты. Более-менее независимые репортеры, или как иронично называл их Вадим — продавшиеся за меньшие деньги, — всегда откровенно фыркали на горсоветовских коллег, тайно завидуя их пропускам туда, куда «свободную» прессу могли и не аккредитовать под разными предлогами. Но сейчас мне было все равно. Любая идеология блекла в сравнении с осознанием невероятного факта — меня, наконец, заметили! Всё-таки я не слепое пятно! Меня не отбрасывают за границы активной жизни просто потому, что я уже никто и задержалась в круговороте происходящего только по глупой ошибке. Мне звонят! А, значит, я существую.
— Да? Да! Конечно же, да! — активно соглашалась я в трубку, даже не задумываясь о том, как они нашли меня, и что стало причиной такого невероятного поворота событий. — Я приду. Я обязательно приду завтра на собеседование. Что? На стажировку? Вы берёте меня сразу на стажировку без собеседования? Как такое может быть? Впечатлило мое резюме? Странно… Но я не отсылала его вам… Ах, нужно было сразу вам отослать? Выходит, что так, ведь вы единственные, кто… Впрочем, неважно. Но как вы все-таки узнали обо мне? Ах, коллеги с телевидения резюме передали? Сами? По доброте душевной? Как-то странно это все… Нет, что вы, я всем довольна! Да я просто счастлива! Конечно же, буду завтра! Да, завтра к девяти! К началу рабочего дня! — с огромным удовольствием произнося эти обычные для кого-то, но такие долгожданные для меня слова, я повесила трубку и только сейчас заметила, что улыбаюсь.
Было так приятно вновь чувствовать себя живым человеком.
Все следующее утро я была сама не своя от волнения и радостного возбуждения. Проснувшись даже раньше Марка, я вытряхнула из старого дорожного рюкзака все свои блокноты и записные книжки, к которым избегала притрагиваться с момента переезда. Полистав их в поисках интересных тем для статей, я с удовольствием положила парочку из них в большую сумку, представляя, что уже к концу сегодняшнего дня найду своим запискам место в новом рабочем столе. Пусть у меня сразу не будет отдельного места, пора привыкать к тому, что я снова всего лишь стажёр — но хотя бы отдельный ящичек коллеги смогут, наверное, выделить. А большего для счастья мне и не надо.
Марк, с улыбкой наблюдавший за моей утренней активностью, приготовил нам завтрак, который мы оба смели в один присест, оживленно обсуждая планы на день сегодняшний (наконец-то у меня тоже были собственные планы!) А ещё мне так не терпелось побыстрее убежать из дома, что в кои-то веки я собралась первой и начала поторапливать Марка на пороге, над чем он посмеялся, заявив, что чувствует себя разболтанным хулиганом в сравнении с моим ответственным отношением к работе.
Несмотря на мои протесты и возражения, что нам не по пути, Марк подвез меня к самым дверям редакции, после чего мы попрощались, договорившись вечером отпраздновать мой первый рабочий день. Помахав рукой вслед отъезжающему авто, я глубоко вздохнула, пытаясь унять волнение и настроиться на то, что все будет обязательно хорошо. Поэтому с самого начала я постаралась не обращать внимания на досадные мелочи — например, на то, что офис редакции располагался почему-то с чёрного входа в большом и пугающем доме, напоминавшем скорее пыльное учреждение, чем место, в котором бурлит сумасшедшая энергия людей, привыкших держать руку на пульсе жизни. Меня почти не расстроило и то, что с ожиданиями бурлящей энергии я тоже немного промахнулась — атмосфера внутри напоминала сонное царство, по которому ползали рассеянные мухи-корреспонденты, тяжело вздыхая и заваривая пахнущий горькими семечками растворимый кофе. И даже то, что главного редактора, с которым мы вчера говорили по телефону, на месте не оказалось, я тоже восприняла с философским спокойствием.
Ожидая его у двери, я продолжала ловить на себе заинтересованные взгляды немногочисленных штатных работников, чей возраст значительно превышал мой, и слушала обрывки разговоров о том, что вчера было вручение наград у мэра, так что раньше полудня шефа можно на работе не ждать. Их прогнозы оказались верными и спустя ещё час, устав от ожиданий, я попыталась узнать у наименее усталого корреспондента, что мне делать, а заодно и объяснить ему причины, по которым я пришла. Как оказалось, это решение было правильным — случайно выбранный собеседник оказался заместителем отсутствующего главреда и даже кое-что знал обо мне:
— А-а, так это ты, что ли, новенькая у нас? Как фамилия, повтори?
— Подб… Казарина. Алексия Казарина.
— Ага, ясно! — оживлено закивал головой он. — Так это у тебя знакомые в прокуратуре имеются? Это хорошие связи, полезные! У меня и самого есть, но все не удаётся никак на интервью напроситься, вот, может, ты подсобишь, а?
— Какие знакомые? — я не сразу поняла, о чем идёт речь. — У меня… Разве что муж там работает, а больше нет знакомых. Я в этой сфере совсем никого не знаю.
— Вот теперь все и ясненько! — радостно протянул журналист, внимательно изучая меня маленькими глазками, острый взгляд которых не могла скрыть даже его напускная сонливость. — В общем, держи его на приколе, этого своего мужа. Должность высокая, нет?
— Не знаю, — ещё более растерянно протянула я, понимая, что первый день на новой работе начинается со сплошных недоразумений. — Средняя…
— Так, слушай меня сюда. Я все понимаю, ты нас не знаешь, мы тебя не знаем, хочется произвести хорошее впечатление. Но запомни сразу — у нас тут народ нормальный, очень даже понимающий. Не первый год на свете живём, знаем, как оно бывает на самом деле. Знать-то знаем, а пишем, как надо! — и он хитренько мне подмигнул. — Так что давай, не скрытничай. Это не мы такие, жизнь такая. И время такое — гибче надо быть, без дурной принципиальности, от которой толку никакого, один вред. Ну, позвонили нам насчёт тебя, продвинули — и что? Сама бы ты вряд ли дальше порога бы пошла. А так — и тебе хорошо, и нам хорошо. У тебя есть хорошее место, у нас есть сотрудник с нужными связями. Так что все, прекращай строить из себя святую невинность и слушай лучше своё первое задание. Шеф наш ещё нескоро появится, так что разнарядочку на сегодня я тебе сам выдам. Но только — после перекура! Ты, вообще, куришь или как?
