— Путь только попробует… — расслабившись, добродушно ворчал Марк и смущенно пинал ногой случайный камешек.
Между нами, как и раньше, было столько заботы и родственной нежности, что взрослые, поначалу обеспокоенные тем, как эта дружба перенесет испытание переходным возрастом, так и не получили ни единого повода заподозрить нас в чем-то двусмысленном или запретно-постыдном. Так что в скором времени чета Казариных, успевшая оправиться от потрясений первого пост-советского года, и воспитатели детского дома, поначалу заметно усилившие надзор, ослабили свое внимание. Наше окружение окончательно утвердилось в восприятии "этой парочки" исключительно как брата и сестры.
Удивительно, но самый сложный и противоречивый период до пятнадцати лет, когда каждый день подростка ожидает новое открытие, иногда приятное, а иногда и не очень, мы прошли вдвоем, спокойно и безболезненно. Каждый из нас достаточно рано созрел как личность, поэтому душевные метания, страдания от невозможности найти свое место в жизни и вытекающие из этого безумства успешно прошли мимо.
У Марка был его спорт. По сути, он делил свою жизнь между двумя занятиями — плаванием и общением со мной. Его несомненные успехи и награды, которые он привозил с соревнований сначала областного, а потом уже и республиканского уровня, постепенно подвели его к моменту принятия важного решения. На кону стоял вопрос, от которого зависела вся его дальнейшая жизнь — заниматься ли спортом профессионально, добиваться ли членства в сборной страны и — чем черт не шутит — настраиваться ли на борьбу за олимпийское золото?
И тут Марк удивил всех, удивил неприятно, до отчаяния. С легкостью и редким для подростка равнодушием к славе, он обрубил эти блестящие спортивные перспективы одним категоричным решением: членство в сборной его не волнует, все желанные разряды он уже получил, от поездки в Киев для обучения в спортивном интернате он отказывается. А плавание ему интересно всего лишь в качестве хобби, потому что профессия у него будет вообще со спортом не связанная.
Тренер воспринял такой шаг как предательство, отец пытался соблазнить блестящим будущим, деньгами, славой, успехом у женщин, именем, запечатленным в веках, но Марк оставался глух и нем к их стенаниям. И только мне он дал ответ на этот, терзавший многих вопрос.
— Ну как же так? Ведь никто же не сомневался, что ты вырастешь и станешь чемпионом мира! Вон папочка даже полку для твоего самого главного кубка давно приготовил. И вообще, Марк, если без шуток… Вода — это же твоя стихия, так какая муха тебя укусила? — недоумевала я вместе со всеми.
— Я не хочу все менять. Я не хочу рисковать тем, что есть, ради неопределенного будущего. Кто-то мне хоть что-то гарантировал? Нет. Все зависит от воли случая и еще от сотни непредсказуемых факторов. Я не хочу ставить под удар свое настоящее. И, кроме того, Киев — это слишком далеко от тебя.
— Но я же никуда не денусь! И я могла бы приезжать к тебе, — растерянно лепетала я, пораженная тем, насколько мало места, в сравнении со мной, занимает в сердце Марка его любимейшее занятие.
— Нет. Я сказал нет. Не спорь. Я так решил, и точка.
И я соглашалась, потому что понимала — спорить с Марком бесполезно. За все время нашего общения он ни разу не изменил принятого однажды решения. Подобная твердость характера одновременно восхищала и пугала меня. Потому что я в подобной ситуации не смогла бы так быстро принять решение и четко расставить приоритеты. Мое любимое занятие было важно для меня, как сама жизнь, и я просто не представляла, как можно добровольно отказаться от своего предназначения.
Оказавшись не у дел со своими конкурсами и выступлениями в переломно-кризисные годы, когда взрослые пытались выжить и приспособиться к новым условиям, и устраивать торжественные литературные чтения было некогда, я нашла для себя новое увлечение, неожиданно заменившее все былые успехи вместе взятые.
Я стала писать. Как-то попробовав набросать на бумаге пришедшую на ум очередную историю, чтобы на утро рассказать ее Марку, я опомнилась только спустя пару часов, выжатая как лимон, но безмерно счастливая. Такого со мной еще не было. Впервые ощутив пресловутый прилив вдохновения, я подсела на него сразу же, моментально, как на наркотик. Это было волшебство — не иначе. Стоило только сесть за стол, и я мгновенно пропадала из реальности, погружаясь в миры, которые придумывала сама, по своему желанию и в зависимости от размаха фантазии. Я была одновременно божеством, создателем новой реальности, и главным действующим лицом со сверхъестественными способностями и талантами. Я населяла свои планеты интереснейшими существами, закручивая в тугой узел цепочку приключений, героических битв, побед и поражений. А истории любви! Моя вселенная была переполнена мимолетными судьбоносными встречами и драматическими расставаниями навек. Это была моя жизнь, и неизвестно, какая из реальностей была главной — та в которой я жила по земным законам или мой мир, созданный под воздействием вдохновения.
Что такое вдохновение? Когда оно приходит и каким законам подчиняется? Я так и не смогла найти ответ на этот вопрос. Иногда, совершенно неожиданно, совпадало несколько важнейших факторов: настроение, мимолетный запах, случайно услышанный отзвук памятной мелодии, и в голове происходило рождение замысла. Это было похоже на вспышку. На озарение. На потрясение, на маленькую смерть и мгновенное возрождение уже в качестве нового существа — творца новой истории, с ее началом и концом.
Только что я была бесполезной и пустой, а теперь внутри меня скрывалась драгоценная песчинка-идея. И я обязана была вырастить ее до размеров жемчужины, выпестовать, довести до идеально-перламутровой формы, и выпустить в мир, рассказав, показав хоть кому-нибудь. Долго держать ее в себе не было ни сил, ни желания. Ведь я — всего лишь ракушка, сосуд, хранитель, а мир требовал обратно свою идею, доверив ее мне только на определенный срок, на хранение. И я не имела права забыть о ней или просто выбросить ее.
Поэтому меня пугала та легкость, с которой Марк отказался от своей мечты. Мысль о том, что когда-нибудь он потребует того же и от меня, не давала мне покоя, но я изо всех сил гнала ее прочь, убеждая себя, что это лишь мои очередные фантазии и выдумки на пустом месте. Ведь моя новая страсть и мои творческие устремления Марку очень даже нравились, он не имел ничего против, даже наоборот — всегда поддерживал советами. Вдобавок к тому, что Марк был великолепным, внимательным слушателем, мне очень помогали его здравый смысл и наблюдательность. Он иногда корректировал мои чересчур смелые полеты фантазии, указывая на неточности и помогая информацией по вопросам, в которых я ничего не смыслила. И постепенно читать ему свои записи каждый вечер перед сном, стало для меня такой же привычкой, как и чистить зубы.
