Поэтому, тихо и спокойно прикрыв за собой ту самую дверь, которую когда-то открыла восторженно-удивленной студенткой, я точно знала, что не вернусь сюда никогда. Да, я буду скучать за этим реактивным миром и веселыми людьми, в сознании которых отпечаталась поверхностно и легко. Но даже моя родная редакция оказалась очередным королевством кривых зеркал. Эти небольшие изломы, сквозь которые мы общались, не сумели исказить наши лица до неузнаваемости, но честно глаза в глаза один одному никто не смотрел даже здесь.
Мои дальнейшие дни и недели проходили еще более буднично и спокойно. Весь следующий месяц после отъезда Марка я, не спеша, наводила порядок в делах, расторгая договора, собирая нужные квитанции и справки для агентства, сдававшего нам квартиру, раздаривая и раздавая всё, ставшее ненужным, через интернет. Я не хотела брать с собой ничего из старой жизни, только необходимый минимум и свои странные сувениры — камень Марка, письмо и ручку Ярослава. А вот пишущую машинку, подарок Вадима, на которой был напечатан роман, подаривший обманчивое ощущение собственной значимости, я решила оставить здесь. Отдать или продать ее у меня не хватало смелости. Но и взять ее с собой я не могла. В моем новом и защищённом будущем ей уже не было места.
Марк, крайне раздосадованный тем, что процесс переезда так затянулся, и у нас не вышло осуществить задуманное в несколько недель, постоянно был на связи и контролировал меня по телефону. По его рассказам я поняла, что вынужденный сессионный отпуск ему приходится отрабатывать в полную силу и он снова засиживается на работе даже в выходные. И, тем не менее, все необходимые приготовления он вел пусть медленно, но со своим обычным упорством.
Сюрпризом для меня стала новость о том, что он съехал из квартиры, в которой жил один, и подыскал для нас новое жилье в тихом и живописном районе. Квартира располагалась на верхнем этаже старинного дома, перед которым простирался большой парк с прудами и озерами — и одну комнату, из окон которой открывался самый красивый вид, Марк, как и обещал, оставил пустой, перекрасив стены в белый цвет и постелив на пол большой и мягкий ковер.
Я, наконец, получила желаемое — свое убежище, свою белую комнату, близкое небо и плывущие рядом облака. Да только что делать с этим, если мне больше не нужны были ни вдохновение, ни творческое настроение, я не знала. Но я не стала огорчать Марка этими размышлениями. Ведь он так старался сделать все, чтобы я не чувствовала себя пленницей в новой жизни.
Мой окончательный переезд был назначен на первую половину августа — к этому времени должны были завершиться все работы в нашем новом жилище, и Марк мог бы приехать за мной на выходные. Уезжать мы решили в воскресенье, чтобы дать ему возможность отдохнуть с дороги и собраться без спешки.
У меня оставалось ровно две недели до планируемого события, которое я ждала в полном спокойствии и отрешенном умиротворении.
Впервые за долгое время, мне опять было нечем заняться. Вечная спешка осталась в прошлом вместе с необходимостью бежать каждое утро на очередную пресс-конференцию, а вечером — торопиться на литературные презентации, капустники, вечера или дружеские посиделки. Поэтому я просто бродила по некогда любимому городу, бурная и пульсирующая энергия которого не раз вливала в меня желание жить и бороться. Теперь же я смотрела на все с циничным равнодушием человека, охладевшего к предмету своей страсти, красота которого осталась прежней, но больше не могла взволновать.
Гуляя по тем самым паркам и дворам, где мы когда-то бродили и дурачились с Ярославом, я не находила больше следов нашего давнего присутствия. Мы окончательно стали прошлым, призраками, которых рассеял ветер нового, вступившего в свои права века. Некогда любимые места менялись прямо на глазах, и я больше не чувствовала с ними ничего общего.
Из неотделимой части большого и шумного города я превратилась в туристку, которой была отведена пара недель на беспечный отдых, после чего ей предстояло уехать. Обязательно и навсегда. Наведываться время от времени на выходные или праздники я не видела смысла. Нет ничего глупее и мучительнее, чем чувствовать себя случайным визитером в некогда родном городе — я это понимала уже сейчас. Равно как и то, что очень скоро все эти улочки, арки и уютные дворы будут мне только сниться. И я была готова к этому.
С таким же странным чувством пресыщенной гостьи я заглянула в заведения, которые недавно считала вторым домом — просто, чтобы попить кофе на открытых террасах в силу старой привычки. Встречи с бывшими коллегами по перу тоже прошли спокойно и буднично, без уколов болезненной ностальгии. Я даже и не думала искренне с ними прощаться или рассказывать о том, что уже через две недели буду жить совсем в другом месте, далеко отсюда. Наши разговоры были поверхностны и банальны, как и раньше. Только теперь я это отчетливо понимала.
Мы болтали о погоде и о делах, о продажах моего романа, о том, что скандальная известность — лучшая известность. Меня пригласили на несколько громких мероприятий в грядущем литературном сезоне и я, не моргнув глазом, соврала, что обязательно приду. Я узнавала новые-старые новости об общих знакомых, которые продолжали побрасывать поводы для обсуждений в своем обычном стиле.
Поговаривали, что Мари ушла от мужа к молоденькому поэту и сама начала писать стихи, требуя от бывшего супруга развод и половину его доходов, ибо жить в шалаше даже с милым не представлялось для нее возможным. Клавдия Витольдовна окончательно примирилась со своими новыми соседями-банкирами, обосновавшимися на первом этаже ее исторического дома, и даже затеяла с ними общую просветительскую акцию «Читая — богатей!» Зоран продолжал готовиться к переселению в астрал и в Вальпургиеву ночь провел магический обряд на Лысой горе, отсняв любительское видео и выложив его в интернет в надежде на рост популярности.
Мои бывшие коллеги по вечерам открытого микрофона благополучно пережили временные трудности, и кафе, в котором мы любили собираться, осталось открытым. К их компании, неожиданно почувствовав в себе творческие порывы (видимо, это стало еще одним следствием встречи с ангелом) присоединилась одна из несостоявшихся самоубийц, полюбившая читать со сцены свои творения о жизни и смерти. Как на зло, новоявленной поэтессой оказалась дочь той самой одиозной судьи, из-за которой завсегдатаи литкафе когда-то боялись его закрытия. И отныне им приходилось терпеть эту грозную женщину, не спускавшую глаз с новой компании своего чада, на всех творческих вечерах и капустниках. Похоже, теперь она заняла место Марка, выступая в роли представителя закостенелой системы, с которой каждому уважающему себя творцу полагалось бороться — но негромко, чтобы лишний раз не разозлить и не нарваться на серьезные неприятности.
Все возвращалось на круги своя, все новое перенимало черты еще не успевшего забыться старого. Все было почти по-прежнему, но уже без меня.
Тем более дико на фоне привычной рутины прозвучала еще одна новость — неожиданная и шокирующая. Вадим уезжает из страны. Далеко. Надолго. Возможно, навсегда. Да любой человек, если он не дурак, уехал бы навсегда, получи он подобный шанс. Грин кард, зеленая карта, дающая право на легальную работу, обучение, устройство новой жизни в США — каждый желающий уехать за границу мог об этом только мечтать. А вот Вадим взял и выиграл ее, приняв участие в ежегодной лотерее впервые и едва ли не на спор.
