— Пойдем со мной, я тебя очень прошу! Ты мне срочно нужен, вот позарез, прямо сейчас!
Молчаливо вытянувшиеся лица тех, чей тесный круг я только что разорвала, послужили верным доказательством невероятной наглости моего поступка. По откровенно враждебным взглядам чувствовалось, что о моей персоне здесь знают больше, чем я ожидала, и презрительное неодобрение тут же окутало меня подобно тугому кокону.
К счастью, Вадим, как обычно, не обращал внимания на тонкие материи, поэтому остался глух и нем к напряженной атмосфере, установившейся после моего неожиданного появления.
— Ты смотри, кто пришел! Внезапно, Алексия, внезапно. Как обычно, любишь огорошить и свалиться, как снег на голову? — даже не пытаясь сгладить ситуацию, он нарочно подчеркнул наше давнее знакомство. — Ну да ладно. Давно пора перестать удивляться твоим привычкам устраивать ожидаемые неожиданности. Такой вот оксюморон, м-да… — словно подводя итог разговору, Вадим поднялся, осторожно высвобождая руку из моих пальцев, судорожно вцепившихся ему в ладонь.
— Ладно, ребята, на сегодня у меня всё. Хватит митинговать, идите лучше расслабьтесь, выпейте-потанцуйте, за девчонками приударьте. Угрюмым брюзгой каждый из вас успеет стать уже к тридцатнику. А пока развлекайтесь и меньше, меньше пафоса, гении мои непонятые! Ну что, все ясно сказал? Бегом марш гулять и отрываться! Брысь-брысь отсюда!
Толпа юных талантов, ревностно охранявшая Вадима, начала потихоньку редеть, сопровождая сборы шутливым бурчанием:
— Ну вот, как всегда, только о смысле жизни заговоришь, как приходится опять напиваться!
— Так вы же нам по поводу фестиваля ничего еще не ответили, Вадим Робертович!
— А девушкам вы тоже предлагаете за девчонками приударить? Или, как все мужчины, вы даже за людей нас не держите и не считаете нужным что-то посоветовать в этот вечер? — раздался среди всеобщего гула тонкий и возмущенный девичий голосок.
Вадим, как всегда, предпочел не заострять внимание на гендерных претензиях, поэтому ответил в своем обычном стиле:
— Да хоть за чертом лысым приударяй! Если тебе, Мышь… Крысь… Как там тебя, напомни, забыл…
— Рысь, Белая Рысь, вообще-то… — обиженно надула губки собеседница Вадима, вопреки своему светлому нику, облаченная в длинные черные одежды. — И вам пора бы выучить, как меня зовут. Не раз уже говорила…
— Я ваши придурошные клички не запоминаю, у меня под это мозг не заточен. Так вот, если тебе, Рысь, увлечение девочками поможет согнать кислую мину с лица, и отобьет желание писать всякую хрень, которую ты почему-то называешь «философией», считай, что я лично тебя на это благословляю!
Громкий взрыв смеха, заглушивший последнюю фразу, стал прощальным аккордом дружным посиделкам, от которых вскоре не осталось и следа. Последние, самые недоверчивые слушатели, поспешили испариться после еще одного взгляда, которым Вадим, устав ждать, одарил замешкавшийся народ.
— Теперь с тобой, писательница, давай разбираться. Что там у тебя? Кто достал, от кого бежать собралась? — задумчиво пробасил он, откидываясь на стуле и скрещивая, по обыкновению, руки на груди.
— Да ото всех. Потому что достали. Все… — чувствуя, как румянец разливается по щекам, пробормотала я, нервно комкая край тонкой кофты. — Вадим. Ты прости, что вот так ворвалась к тебе, это не очень-то правильно с моей стороны…
— Ты специально меня своими мяукающими извинениями злишь? — так и не дослушав, резко перебил меня он. — Вот смотрю на тебя и удивляюсь — вроде давно знакомы, знаешь все мои привычки. Так какого черта сходу начинаешь бесить этой белибердой, которую я терпеть не могу — простите, да помилуйте, и прочие коленца? Если уж пришла ко мне, давай, отвечай прямо, что у тебя опять стряслось?
Продолжая растерянно глядеть перед собой, я не могла найти нужных слов и рассказать, в чем проблема. Но одно я знала точно — у меня больше нет сил жить в той фальшивой среде, в которой я оказалась без него. Вся эта невидимая глазу гнильца, скрытая под золотой коркой светского лоска начала проникать и в меня, неслышно, но упрямо разъедая изнутри. И больше всего на свете я боялась, что когда-нибудь она врастет и въестся неотвратимо и избавиться от нее будет невозможно.
— А я и не знаю, что стряслось. Вроде бы ничего, вроде бы все хорошо. А на самом деле все очень плохо, — иронично понимая, что мои оптимистичные заявления Клавдии Витольдовне были всего лишь бравадой, тихо ответила я. — Все совсем не так, как я представляла… Как мы представляли… Вадим, я не знаю, что делать. Это какое-то королевство кривых зеркал, а не жизнь. Все так… неправильно! Каждый новый человек оказывается на проверку или жабой, или гадюкой, а мы с тобой в одном и том же зале стоим по разные стороны и стараемся не смотреть друг на друга. И я не могу просто так бросить все и подойти к тебе, и слушаю, слушаю какие-то глупости, сплетни, пересуды… Я сама уже стала частью этих сплетен и пересудов — кто бы мог подумать, что такое возможно, правда, Вадим? Почему так вышло, а? Почему наша мечта обернулась к нам такой уродливой изнанкой?
Вместо ответа он долго смотрел на меня, не произнося ни слова, и взгляд его становился все тяжелее. Сейчас я действительно не могла понять, что скрывается за этой мрачной задумчивостью, хотя раньше часто и безошибочно угадывала многие его мысли.
— Так, понятно, — наконец, проронил он после паузы, которая в обществе менее близкого человека начала бы тяготить меня. — Понятно, Алексия, что ничего непонятно. Какой-то у нас с тобой прямо вечер оксюморона выходит. И проведем мы его… — Вадим резко поднялся и я, так и не решившись присесть рядом, радостно оживилась, — не здесь. Давай, писательница, выше нос и бегом за мной. Ты права, этот душный гадюшник не самое лучшее место для того, чтобы изливать душу. Я предлагаю сменить его на что-то более подходяще.
Так мы и двинулись к выходу — Вадим, угрюмо рассекавший пространство людей перед собой, и я, спешащая следом, будто по специально созданному для меня коридору. У самого выхода, по всем законам невезучести, меня настиг ошарашенный и полный негодования, взгляд Клавдии Витольдовны. В ее лице читалось непритворное возмущение из-за того, что я не ушла домой готовиться к шабату, а продолжила непотребно шататься в компании циника и холостяка Вадима Третьякова, к которому, как я подозревала, Клавдия Витольдовна, испытывала не самые нежные чувства.
Словно в доказательство этих догадок, заслуженная писательница состроила злобную мину и свирепо погрозила пальцем, всем своим видом показывая, что активно защищает сторону моего сфальсифицированного мужа-олигарха. Тем более, что в случае встречи, ему можно было донести весьма полезную информацию о похождениях ветреной жены, конечно же, небезвозмездно.
— Что это Заславская на тебя взъелась? Может, ты ее тоже куда подальше послала? Если так, Алексия, я только пожму тебе руку. Сам ее не раз посылал, по-другому не отвяжется. Но и это временный эффект, предупреждаю. Она недолго помнит обиду и при следующей встрече возобновит свои разговоры. Так что будь начеку! Меня она уже три года каким-то меценатским фондом достает. Иногда я начинаю думать, что или прибью ее к чертовой матери, или дам-таки денег. Завидная проныра, редко такую встретишь!
