И я почувствовала, что он прав, что возможно хоть на миг, хоть на одну ночь забыть прошлое и жить настоящим. Моим настоящим был только Марк — его объятия, его губы, его непослушные волосы, в которые так приятно было запускать пальцы, его руки, сминающие мою одежду до треска швов, срывающие ее, будто ненужную обертку, наше горячее дыхание, прерывистый шепот, мягкая упругость кровати, на которую я приземлилась пружинисто и легко, после того, как сбивая какие-то лишние и глупые предметы, мы переместились в другую часть квартиры, подальше от несостоявшегося ужина. И наше полное слияние, резкое, жадное, пульсирующее, перечеркивающее следы давнего раскола, разбившего наши жизни, сглаживающее рубцы от всех ран, оставшихся на теле и на сердце.
Чувствуя, с каким самозабвением, с какой слепой страстью Марк разбивается о меня, пытаясь разрушить, разорвать на части нас обоих только для того, чтобы потом заново сложить в одно неделимое целое, я хотела только одного — еще тысячи таких же безумных дней и ночей вместе. Чтобы мы забыли навсегда обо всех этих рассветах по отдельности, о странных днях, когда казалось, что мы способны прожить друг без друга, о радостях и горестях, которые мы не смогли разделить на двоих.
— Так много счастья, Марк… Мне страшно! Мне страшно, страшно! — исступленно шептала я, впиваясь в него все сильнее и сильнее, охваченная лишь одним желанием — прорасти сквозь его тело, стать его новой кожей, его памятью, его глазами и голосом. Заполнить собой без остатка, чтобы весь он, полностью, был мной, а я — им.
До самого рассвета мы так и не смогли отпустить друг друга, закончить разговор, все продолжавшийся на языке слов, поцелуев, испепеляющей страсти и нежности. Когда же первый солнечный луч несмело пробрался в наш мир, пытаясь отрезвить, вернуть в реальность, предыдущие пять лет успели превратиться в странный сон, о котором теперь не хотелось даже вспоминать.
Замерев в полной неподвижности, я смотрела на Марка, понимая, что могла бы провести так еще несколько часов или всю жизнь. Просто обнимая его, глядя в его глаза, слушая тихое, чуть сбившееся дыхание и наслаждаясь биением его сердца.
Слабая улыбка вдруг тронула его губы.
— А я думал, этого никогда больше не будет.
— Чего, этого? — рассеянно переспросила я, чувствуя, что никогда в жизни не была так счастлива.
— Я был уверен, что мы никогда больше не встретим утро вместе.
— Я тоже. Какие мы дураки, да?
Он негромко рассмеялся, подтверждая эту мысль, и лишь крепче прижал меня к себе, спрятав лицо в моих волосах.
Следующий день нашей новой жизни выдался уютным, дождливым, из тех, которые мягко запирают в четырех стенах и скрывают за плотной завесой весь мир. Уже через несколько часов после яркого рассвета небо затянули меланхоличные облака и глухие капли дождя забарабанили в большое окно, будто призывая к отдыху — ведь счетчик наших бессонных часов показывал уже вторые сутки.
Но спать нам совсем не хотелось. Ненадолго замерев в объятиях друг друга, мы уже через пару часов открыли глаза вместе, понимая, что получили необходимый заряд лишь от того, что все время были рядом. И теперь просто наслаждались настоящим — вкрадчивым шумом дождя, согревающим светом свечей, которые я, верная старой привычке, купила накануне, мягкой, обволакивающей тишиной, прерываемой лишь негромким смехом и звуками наших голосов.
— А помнишь, как мы когда-то, в такой же дождь сбежали из приюта, к нашему любимому месту, возле дуба у реки…
— И вымокли, как мыши. Нас даже наказали. После возвращения никто не захотел слушать твоих объяснений о том, что мы наблюдали…
— Танец дождинок! Да! Петр Степанович был так зол, что даже тебя в угол поставил, напротив меня. Это же подумать только — ребенка из приличной семьи! Все воспитатели очень переживали, что приедет твой папочка и заберет у нас новые качели.
— Да, конечно. Возьмет и выкопает из земли.
— Сам! Голыми руками!
— Нет уж, лопатой. Свои руки он всегда берег.
— Ну, конечно, не царское это дело — землю копать! Но, Марк, ты представляешь его, вообще, с лопатой? — покатываясь от смеха, я плотнее закуталась в легкое одеяло, служившее мне одеждой весь этот прекрасный и расслабленный день.
Атмосфера свободы и счастья, установившаяся в нашем мире, была безграничной — на эти два дня мы отвергли все правила, все то, что связывало нас с происходящим за окнами. Мы избегали смотреть на часы, не трогали радио и телевизор, Марк выключил мобильный, даже одеваться по-человечески не было желания, равно как и соблюдать простейшие ритуалы. Вчерашний изрядно подгоревший ужин, превратившийся в поздний завтрак, мы сервировали тут же, на небольшом подносе на полу и, посмеиваясь над собственными привычками, с аппетитом съели.
После того, как были убраны остатки нашего пиршества, я, желая быть поближе к дождю и небу, расположилась у самого окна, улегшись на живот и обхватив руками небольшую подушку. Марк же, присев рядом, лишь время от времени рассеянно проводил рукой по моим волосам, будто все еще пытаясь убедиться, что я не призрак и я действительно здесь.
Так мы и продолжали наши разговоры — я, глядя на свинцовые облака, скрывавшие от нас солнечный свет, а Марк — глядя на меня. И пока он был рядом, мне не нужно было даже солнце.
— Помнишь, как мы говорили о нашем будущем доме? Ты же хотела себе такую комнату, ближе к небу.
— С окном в потолке.
— Да, где ты могла бы спрятаться. Почему тебе всегда так нравилось прятаться, Алеша?
— Не знаю, — я встретилась глазами с его задумчивым взглядом. — Привычка. А может, склонность.
— А может, странность, — улыбнулся Марк.
— Может и странность, — согласилась я. — Но меньше всего мне нравилось прятаться от тебя. Я всегда хотела взять тебя с собой. Вместе, навстречу приключениям, помнишь?
— Да, в Атлантиду, конечно же, помню, — тихо рассмеялся он. — Сколько нам было? Девять лет? Десять?
— Десять. Я только начала жить у вас, в нашей первой квартире, еще до переезда. И как-то нашла старый журнал с этой статьей — "Существовала ли Атлантида?" Прочитала ее — и все, не было мне больше покоя. Поэтому я так и хотела найти способ путешествовать во времени, чтобы вернуться на много веков назад и все увидеть своими глазами. Ты еще говорил, что теоретически это возможно. Но в чем-то там есть небольшая проблема.
— Да, небольшая. Проблема всего лишь в том, что машину времени еще не изобрели.
— Это пока что! Или может, мы просто о ней не знаем?
— Может и так, — примирительным тоном согласился Марк, совсем как в детстве. А я вдруг почувствовала, что сегодняшний наш разговор — и есть то самое путешествие во времени, возможное даже без специальных машин.
— Но мы с тобой все равно ведь организовали побег!
— Неудачный.
— Потому что у нас было мало времени на подготовку. Мы слишком быстро все решили. Перед самым первым сентября, да, Марк? Когда у родителей были гости, уже не помню по какому поводу…
