— Да пусть только попробуют не пустить, — ухмыльнулся Марк, наслаждаясь суматохой. За всю свою жизнь ему так редко приходилось опаздывать, что происходящее он воспринимал скорее не как проблему, а как веселое приключение.
— Я не узнаю тебя, Марк Казарин! — спешно пересекая улицу в направлении небольшого кафе, заявила я. — С каких пор ты стал таким… таким анархистом? Когда захочу прихожу, когда захочу — ухожу! А я теперь буду мучиться виной, потому что из-за меня ты завалишь все, к чему так долго готовился! Ты же долго готовился? И нет, чтобы попытаться вскочить в уходящий поезд… то есть в аудиторию! Так ты еще не даешь себе ни малейшего шан… — здесь мне пришлось замолчать, потому что Марк, пребывая на пике возбужденного веселья, резко привлек меня к себе, и точка в нашем споре была поставлена мгновенно.
— Всё, прекрати психовать, — тихо приказал он, когда поцелуй закончился. — И перестань рассказывать, что я должен делать, ладно? — несмотря на серьезный тон, Марк снова не мог сдержать улыбки. — Теперь немного помолчи и послушай меня. У тебя будет шанс настучать мне по мозгам за шалопайство, когда я действительно провалю экзамен. Сейчас еще рано. Поэтому расслабься, и делай, что я говорю. Входи давай. Входи-входи, — он мягко подтолкнул меня ко входу в кафе, уже не заботясь о том, чтобы следить за временем.
Внутри небольшого помещения, оформленного в умилительном пасторальном стиле, было темно и прохладно, лишь неугомонный телевизор на стойке разрывался песнями отечественных звезд, натужно страдающих о любви и разлуке.
— Не ресторан, конечно, но пойдет. Главное — не накурено и спокойно, — негромко заметил Марк, усаживая меня за столик у окна и не замечая гримасы, пробежавшей по моему лицу. Я бы как раз не возражала, чтобы в кафе курили, потому что нервы, исходившие тонким и жалобным воем, уже давно требовали положенную дозу никотина.
Сонного вида бармен, неохотно вынырнувший из глубин подсобных помещений, смотрел на нас, как на врагов, пришедших добить его покой. Но очень скоро его лицо преобразилось, как только Марк, облокотившись о стойку, достал из портмоне купюру внушительного номинала и предложил ему:
— Меня не будет около двух часов. Может быть, два с половиной. Тот столик, — Марк бросил выразительный взгляд в мою сторону, — все это время должен быть под вашим пристальным вниманием. Вы меня понимаете? — выделяя каждое слово, переспросил он, будто пытаясь убедиться в адекватности бармена. — Под самым. Пристальным. Вниманием. Чай, кофе, десерты, салаты, горячее — следите за тем, чтобы стол не пустовал.
Марк говорил негромко, но до меня долетало каждое слово и, слушая эту беседу, я опять почувствовала укол стыда. Неужели я начисто забыла все его привычки, раз смогла предположить, что он способен оставить меня одну под дверью кабинета, и убежать по своим делам, пусть даже очень важным?
Поэтому, следующая его идея меня практически не удивила:
— И еще у меня есть пожелание. Я бы очень хотел, чтобы девушка отсюда никуда не выходила. Вы можете мне это гарантировать? — Марк запнулся, понимая, что слегка перегнул палку. — Пообещать? — с нажимом повторил он, все же подобрав более толерантный синоним.
Я пригнулась к столу, стараясь подавить смех. Ох уж этот вечный принцип «Доверяй, но проверяй!»
Бармен смотрел на нас слегка испуганно, и я прекрасно понимала, какого рода подозрения бродят сейчас в его сонной голове.
— Я, конечно, извиняюсь, но я типа… не охранник, — попытался откреститься он от роли соглядатая.
— А если так? — еще одна купюра того же номинала легла на стойку. — Проблема решена?
На лице работника кафе явственно проступили следы борьбы, которую вели за его душу жадность и остатки моральных принципов. В том, какая именно сторона одержит победу, Марк не сомневался, поэтому, молча и терпеливо ждал ответа, не сводя внимательных глаз с несчастной жертвы корыстолюбия.
Наконец, ладонь моего потенциального надзирателя накрыла купюру и резко придвинула ее к себе.
— И все равно, это как-то не по-человечески… — пробормотал он, будто оправдываясь. — И незаконно, наверное…
— Не стоит переживать о законности, — лаконично прервал его мучения Марк. — Это неофициальная договоренность. К тому же, почти без свидетелей, — он улыбнулся одним уголком разбитых губ, пытаясь продемонстрировать исключительное дружелюбие, но мужчина за стойкой отреагировал очень нервно: внезапно дернулся и уронил емкость со столовыми приборами, которые с оглушительным лязгом разлетелись по паркету.
— Надеюсь, вы хорошо все это помоете, — не смог удержаться от напутственного уточнения Марк.
— Да уж, постараемся… — зло прошипел бармен, и тут же осекся, натолкнувшись на пристальный взгляд, полный недоброго внимания. — Нет, мы помоем. Я серьезно.
Когда Марк вернулся к моему столику, я, спрятав лицо в ладонях, все еще продолжала смеяться.
— Ты просто мастер переговоров! Проследить, чтобы я никуда не выходила? — наконец, переводя дух, смогла задать вопрос я. — Ты что же, думаешь, я сбегу от тебя?
Судя по пятнам румянца, проступившим на его щеках, он действительно смутился.
— Нет, я так не думаю. Но…
— Ага, осторожность не помешает! Как ты любишь говорить — я не хочу быть зависим от множества неизвестных и непредсказуемых фактов!
— Факторов, — автоматически поправил Марк. — Алеша, я хочу объяснить, чтобы без обид.
— Ой, да ладно! Знаю я твои объяснения! — продолжала веселиться я. — Ты просто боишься, чтобы в твое отсутствие меня не переклинило, потому что мы, творческие личности, существа странные и ранимые, если не сказать с прибабахом. А значит, пока ты тихо-мирно будешь писать себе экзамен, здесь со мной может произойти что угодно. О да, это страшное и непредсказуемое «что угодно»! Поэтому пути к отступлению лучше перекрыть, чтобы я в порыве радости или отчаяния не побежала топиться в Днепре или прыгать с девятиэтажки, да?
— Я бы сказал немного по-другому, но… да.
— А зачем по-другому? Мне и так все понятно. Я прекрасно понимаю, что с твоей стороны это такой знак заботы, немного дурацкий, конечно, но — уж какой есть. Марк! Это же я! Я знаю тебя с семи лет, мне не надо объяснять очевидные и естественные вещи. И если другие, новые люди в твоей жизни не воспринимали твои привычки и характер, то передо мной не надо притворяться. Те, другие, они же не знали тебя! Или не потрудились узнать. Пойми, наконец, я не тот человек, от которого надо прятать свое лицо под маской хреновенького демократа. Ты никогда не делал этого раньше и прекрати делать это сейчас. Иначе я подумаю, что ты мне не доверяешь. И обижусь. А ты знаешь, как я умею обижаться.
— Хреновенький демократ? — Марк негромко рассмеялся. — А мне нравится. Звучит почти как комплимент.
— Ну, я не имела ввиду что-то плохое… — спохватилась я, — Я только хотела сказать, что не надо притворяться, и…
— Опять начинаешь, — по-прежнему улыбаясь, он приложил палец к моим губам. — Все в порядке. Все более чем в порядке. Алеша, я реально забыл, как это — быть собой. Не контролировать каждое слово. Не пытаться все время казаться нормальным, или доказывать, что я не психопат и не деспот. Ты абсолютно правильно сказала: демократ из меня хреновенький. Значит, давай жить по законам старой доброй диктатуры! — несмотря на несерьезный тон, я прекрасно понимала, что это была шутка лишь отчасти. — Сиди здесь и ни шагу с места, договорились? И еще. У тебя мобильный есть? — критично оглядывая мое платье на предмет карманов, в котором мог спрятаться телефон, уточнил Марк.
