Обязательно вымету.
Вадим, которому я принесла на проверку результаты первого, самого вдохновенного этапа работы, не спешил разделять мои опасения по поводу мнимой спекуляции на скандальной теме. А моя жалоба на то, что, кажется, я потеряла свою путеводную нить и теперь безобразно плутаю по сюжету, вызывала в нем очередную вспышку саркастического недовольства.
— Все это полная хрень, птичка! Твои дурацки охи и ахи — полная хрень! Тоже мне, нашла над чем париться — нить у нее, видите ли, потерялась. Если мы сейчас такие нежные, то что ты мне запоешь к середине работы, когда тебя воротить начнет от текста? Да-да, Алексия, воротить, потому что писательство — это не полеты за бабочками на крыльях вдохновения. Это грязная кропотливая работа, и сложные дуболомные сцены, которые с первого раза не разрубишь-не разгрызешь, и со второго тоже. А вот с третьего, если не опустишь руки, может и повезет. И когда ты во время редактуры перечитаешь свой текст уже с десяток раз, поверь мне, на одиннадцатый тебя затошнит. И захочется свернуть в трубку эту чертову рукопись и сжечь ее, как Гоголь. Ты думаешь, он на пустом месте так психанул? Как бы не так. Достало его горячо любимое творение, сломало и размазало по стене. Поэтому помни, Алексия, работа над романом — это война. И от тебя зависит, кто выйдет победителем — ты или твои страхи. Все, вдохновение кончилось, началась каторга, с чем тебя и поздравляю. Ну что? Готова пахать и батрачить? Или сядешь у окна, будешь страдать и ждать лучших времен? — в своем всегдашнем безжалостном стиле «подбодрил» меня Вадим, явившийся, как обычно, вечером, с огромными пакетами еды к ужину.
Теперь у него была своя пара ключей от моей квартиры. Не склонный к быстрым выводам учитель хоть и поверил в то, что мои мозги каким-то чудотворным образом встали на место, но, все же, решил оставить себе дубликат на случай, если я вдруг перестану реагировать на телефон или открывать дверь.
За прошедшие несколько месяцев жизни на новом месте я уже привыкла, что он, как и раньше, может нагрянуть в любой момент, когда удастся выкроить время между преподаванием и журналистской работой. По тому, как устало, не скрывая своего состояния, Вадим иногда опускался на небольшой диванчик или кресло в кухне, я понимала, что свободных часов у него раз-два и обчелся, но даже их он предпочитает проводить здесь, со мной. Со своей стороны я старалась максимально ободрить его, принося чай и неидеальные по форме и составу бутерброды, а он всегда принимал их с благодарностью и почти не подтрунивал над моими хозяйскими подвигами.
Это совместное время мы проводили до такой степени здорово, что мне начинало казаться, будто бы он — мой новый сосед по квартире, вместо Ярослава. Только в отличие от Яра, который обладал воздушно-невесомой аурой, Вадим был человеком из плоти и крови — горячим и порывистым, присутствие его ощущалось физически, он будто бы выжимал из пространства воздух, заполняя его собой, своей бешеной энергией, громким голосом и взглядами-стрелами.
В то время я опять серьезно задумалась над тем, какую огромную роль он играет в моей жизни. Неужели были правы сплетники, распространяющие слухи о том, что у него ко мне какое-то свое, особенное отношение? Я, как и раньше, категорически отказывалась в это верить, воспринимая подобные выпады не просто как личные оскорбления, а как покушение репутацию человека, который был для меня больше, чем друг. Ведь никогда, ни одним словом или жестом он не дал повода заподозрить его в скрытых или двусмысленных намерениях, и я полностью доверяла ему.
Но иногда назойливые мысли о том, что было бы, останься Вадим здесь, не уходя к себе далеко заполночь, не давали мне покоя. Что случилось бы тогда между нами? Почему-то не верилось, что человек, презирающий компромиссы и не привыкший мерить жизнь полутонами мог бы смириться с невнятно-платонической формой нашего соседского существования. А значит…
На этом месте я всякий раз одергивала себя, заливаясь краской до корней волос, и недоумевая, откуда в моей голове взялись подобные мысли. Что еще за ночевки, что за неуместные фантазии? У Вадима есть своё жилье, своя квартира, и ничего, что бывает в ней он от силы часов пять в стуки. Это не мое дело — строить глупые домыслы или следить, где и сколько времени он проводит.
Вместо этого мне нужно было сосредоточиться на том, что делать с романом. Время шло, один месяц сменял другой, а я все не могла собраться и решить, как распутать тот сложный клубок, который сама же накрутила. После небольшого перерыва я, вдохновленная словами Вадима о том, что надо меньше вздыхать и больше писать, принялась вертеть сюжет и так и эдак, но странное, едва уловимое чувство недовольства не давало мне покоя. Не было больше внутренней гармонии, осознания того, что каждый мой шаг — правильный и ведет в нужном направлении, постепенно приближая к поставленной цели.
Поначалу я еще храбрилась и старалась доказать, что не собираюсь сдаваться борьбе с этим своенравным романом, и что терпенье и труд все перетрут. Но постепенно волны знакомого отчаяния "Я не смогу, не потяну. Это ошибка, я совсем не писатель" стали накрывать меня одна за другой, все сильнее и сильнее.
В конце концов, Вадим, до этого терпеливо наблюдавший за моими метаниями и бесплодными потугами, не выдержал и вмешался. После знакомства со второй партией моих весьма сомнительных трудов, которые я выжимала из себя мучительно и по капле, он подтвердил, что все это "чушь собачья", и предложил выход на свой, радикальный манер:
— Только в борьбе, птичка моя, ты найдешь лекарство от всех бед! Если мозги отказываются работать, дай им новую задачу. И очень скоро ты получишь или прорыв или полное отупение. На полное отупение, сразу говорю — можешь не настраиваться, это путь слабаков. Мы же с тобой не такие, а? — весело подмигнул он. — Помнишь, что я говорил — творчество это прежде всего…
— Настроение… — уныло протянула я, все еще не понимая, к чему он ведет. Меньше всего мне хотелось снова окунуться в богемно-тусовочную жизнь, которую спустя год после первой вылазки в свет, я могла воспринимать только как досадную помеху. Сомнительные проделки непризнанных гениев вряд ли бы дали мне сейчас хороший импульс к работе и, уж точно, не помогли бы найти выход из тупика.
— Вот именно, настроение, Алексия! И у тебя оно сейчас изрядно прокисшее. Так что будем разбавлять, только не тусовками-посиделками, это тебе сейчас ни к чему, — подтвердил мои мысли Вадим. — Мы пойдем другим путем. Слушай сюда. Со следующей недели ты прекращаешь просиживать штаны в ожидании вдохновения на белом коне. Надо тебе опять раскачаться. Новые люди, новые впечатления, глядишь, и прорвет на дальнейшую работу. А не прорвет — лучше на глаза мне не попадайся. Что достаточно проблематично, особенно когда у меня есть вот это, — откровенно веселясь, он прогремел перед моим носом связкой ключей от моей же квартиры. — Ну, так что? Еще не поняла, какую задачку я подкину тебе на этот раз?
Глядя на него осоловевшим взглядом, я лишь молча покачала головой, действительною не представляя, о чем идет речь.
— Так, ясно. Когда ты в таком состоянии, с тобой даже в загадки играть не интересно. Все равно не отгадаешь, будешь только пялиться на меня, как баран на новые ворота. Ты лучше, Алексия, забывай об этих своих томных взглядах, на новом месте они тебе вряд ли помогут!
