Марк грустно вздохнул. Ну как их понять, этих странных взрослых? Маму, которая постоянно придирается, все время дергает его то за плечи, то за волосы и изводит наказаниями. Папу, который говорит словно на другом языке. Воспитателей в саду, усвоивших только одну фразу "Казарин, ты должен уважать своих товарищей!" А как их уважать, если они глупые, противные, и все время норовят укусить побольнее, как только отвернешься.
Марк лукавил, когда говорил, что ему не нужны друзья. Ему очень хотелось иметь друга, который бы не смотрел на него волком, изначально подозревая худшее, который бы понимал его и не передергивал его слова, тем более, он старался говорить всегда предельно четко, без недомолвок. Друга, который бы не боялся честно, в глаза высказать, что думает. Ведь ничего не бесило Марка больше, чем трусливый трепет перед его напором. Когда люди делали, то, чего он требовал, не соглашаясь, но, тем не менее, не решаясь противостоять. В этом гадком детском садике так поступали абсолютно все: и тот же бойкий до первого пинка Гошка Авдеенко, который постоянно задирал его, а когда получал в нос, зареванный бежал жаловаться воспитательнице. И девчонки из группы, за спиной насмехавшиеся над его густыми бровями и непослушно торчащими темными волосами, с визгом разбегавшиеся, как только он оборачивался и в упор смотрел на них. И сами воспитатели, обзывавшие его "извергом" и "чудовищем", но забывавшие обо всех претензиях, как только в дверях появлялся его солнцеподобный отец со своей фирменной лучезарной улыбкой.
— Ах, у вас очень хороший малыш, такой усердный, настоящий маленький мужчина, совсем, как его папа! — лепетали они, смущенно хихикая и кокетливо хлопая ресницами.
— Неправда, — говорил Марк, пораженный таким лицемерием, — Вы же обещали меня в детскую комнату милиции сдать!
— Ах, ну какой вздор, тебе все это приснилось! — восклицали внезапно подобревшие воспитательницы, — Какой умный ребенок! Какой фантазер! — и раздавался новый взрыв общего хохота. Виктор Игоревич всегда смеялся вместе с ними и никогда не верил сыну.
Поэтому Марк чувствовал себя бесконечно одиноким. Ощущение это стало для него таким естественным, что он даже решил, будто это норма, так и должно быть. А странная тоска, которая иногда шевелится в сердце — это так… блажь.
Будь у него воображение побогаче, Марк придумал бы себе друзей, дети очень часто так поступают. Как на зло, у него было очень ясное, цепкое мышление, которое видело самую суть вещей и не пускало в глаза дым самообмана. Друзей у него не было. Это стоило признать и не тратить время на бесполезное выяснение болезненного вопроса "за что?". Раз уж так случилось — значит, так надо. Поэтому нечего ломать над этим голову, лучше сосредоточиться на чем-то более реальном.
Этим самым реальным увлечением и даже отдушиной стало для него занятие плаванием, к которому Марк пристрастился с шести лет. Валентина Михайловна отвела его в самую младшую группу, чтобы непослушный ребенок даже вне стен детского сада поменьше мелькал дома. Каково же было ее удивление, когда на Марка вместо привычных упреков и порицаний, посыпались похвалы, одна другой краше. Мальчик оказался и выносливым, и целеустремленным, и дисциплинированным, по утрам он с завидным упорством делал зарядку, а вечером бегал на стадионе вокруг дома. Со стороны это выглядело забавно — дошкольник подходил к занятиям с серьезностью будущего мастера спорта. Но Валентине Михайловне это дало только новый повод для раздражения: "Вот же привязался со своим бассейном!" и поле для манипуляций: "Ты плохо себя вел, значит, на секцию не пойдешь!".
Она вдохновенно издевалась над сыном, лишая его походов во дворец спорта за малейшие провинности, вплоть до того момента, пока ее не поймал для важного разговора тренер. Случилось это в исключительно редкий момент, когда она с мужем заехали за Марком перед очередным особо важным семейным приемом.
Наглый мужлан сразу не понравился Валеньке, и слушать она его не желала, в отличие от Виктора, который с оскорбительной заинтересованностью внимал всем бредням о каких-то там задатках ребенка. Когда же речь зашла о том, что "мать не должна из бабьей дури лишать страну олимпийских резервов", темпераментная Валенька залилась краской до корней волос, и едва не залепила пощечину нахалу. Тут уже пришлось вмешаться чуткому на выгоду Виктору Игоревичу, успокоив жену одним красноречивым взглядом и подробно расспросив тренера, во что может вылиться увлечение сына.
Получив на все свои вопросы удовлетворительные ответы, приправленные заверением: "Я пока ничего не могу обещать, но если все пойдет, как сейчас, можем вырастить чемпиона", Виктор Игоревич строго-настрого запретил супруге пресекать спортивные устремления Марка. Уголок с кубками и медалями отлично вписался бы в интерьер его обустроенной квартиры. И, кроме того, только идиот будет специально изводить курицу, несущую золотые яйца, то есть, награды.
Таким образом, к первому классу Марк получил почти спокойную и умиротворенную жизнь. Мать практически перестала с ним общаться, теперь они виделись довольно редко: в бассейн и обратно его водили вечные няньки-воспитательницы. Отец уже не лез в душу и не пытался ее препарировать, только любил иногда перед гостями задвинуть речь, о том, как его сын когда-нибудь прославит фамилию. Отношения с ровесниками на секции у него привычно не сложились, но они хотя бы не доставали его, как в детском саду, а вот тренер — тот не упускал случая похвалить и потрепать по непослушной шевелюре (внутри при этом шевелилось непривычное, но очень приятное чувство). Вот только друга, так необходимого каждому живому человеку у него все еще не было. И как только Марк окончательно смирился с такой ситуацией — тут и появилась я.
Глава 4. Детство
Назвав Марка своим другом, я даже не подозревала насколько неожиданными и долгожданными оказались для него эти слова. С того дня он, наконец-то, перестал чувствовать себя юродивым в обществе однолеток. Будто ледяная стена, отделявшая его от остального мира, под влиянием моих слов разбилась с хрустальным звоном, открыв доступ к стольким невозможным ранее обычным радостям.
Отныне ему было кого пригласить на день рождения, покачать на качелях и позвать в кино. Нет, он жил без этого раньше, как ему казалось, неплохо жил. Но только с появлением таких приятных мелочей, как посиделки на лавочках с болтанием ногами в пыли, дележ конфетами и фантиками, совместное рытье туннелей в песке и общие тайны-секреты, Марк ощутил насколько тот, вчерашний день был неправильным и невыносимым.
Я, искренне полагая, что у него уже есть своя компания и переживая, как же меня в ней примут, была возмущена, узнав, что никто не хотел водиться с таким умным, интересным и необычным мальчиком. Как так? Что за странные люди окружали его? Как можно было не видеть тех замечательных качеств, которыми он обладал, недоумевала я, с каждым днем понимая, что нашла не просто нового, а самого лучшего друга.
Я не уставала восхищаться его преданностью, спокойствием и добротой. А как он умел слушать! Я никогда не была обделена вниманием детей и взрослых, но никто из них не понимал меня практически без слов, часто предугадывая то, что еще с языка не успело слететь. У нас даже завелась своя игра: садиться напротив и "читать" мысли друг друга. Марк иногда демонстрировал настоящие чудеса проницательности, а я буквально через пару минут начинала хихикать, не выдерживая его серьезного и внимательного взгляда.
