– Извини, Рома-джан, ничем не могу тебе помочь… – несколько виноватым тоном сообщила она мне. Вот поэтому я и решил попробовать «обход» через ЦК ВЛКСМ. Ну а Борис Николаевич назначил мне встречу именно в тот день, когда у Аленки должен был состояться финальный заплыв. Ой, как она расстроилась… Аж заплакала! Но я вытер ей слезки и заявил:
– Правильно! Разозлись на меня как следует… а потом порви их всех! – И судя по тому, что она выполнила мастера спорта, – так оно получилось…
Перехватив букет, Аленка с гордым видом подхватила меня под руку и, вздернув носик, потащила в сторону берега Химкинского водохранилища, с победным видом бросая взгляды в сторону стайки каких-то девчонок, стоящих на ступеньках бассейна.
– Ну как, всех порвала?
Моя любовь чуть сникла:
– Нет, второе место…
– Но мастера-то сделала?
Она снова разулыбалась:
– Это – да. И эту задаваку Манулину обошла почти на секунду! Ты представляешь – она заявила мне, что ты не придешь! Занят, мол, да и вообще строишь из себя… – Аленка фыркнула и припечатала: – Дура! – После чего остановилась и, воровато оглядевшись по сторонам, развернула меня лицом к себе, тут же требовательно потянувшись ко мне губами…
Нацеловавшись, мы вернулись к зданию бассейна, у которого нас ждали родители, а также и дедуся с бабусей, чинно держась под ручку. Понятно же, что они не могли пропустить подобного триумфа – появления в нашей большой и дружной семье первого мастера спорта! Впрочем, когда мой батя в начале осени, в отличие от прошлого раза защитил-таки кандидатскую диссертацию – ее тоже отмечали все вместе. Хотя на банкете, естественно, было человек пятьдесят народа… Причем в его организации я также принял самое живое участие, решительно выделив из полученного за первую книжку гонорара на это мероприятие ажно триста рублей. А что – могу себе позволить! Потому что за книгу мне капнуло почти четыре с половиной тысячи рублей. Зам главного редактора не обманул – мне положили гонорар в четыреста рублей за авторский лист. Это, конечно, недотягивало до уровня совсем уж маститых, получающих до восьмисот рублей за лист, но в полтора с лишним раза превышало минимальный, составлявший всего двести пятьдесят рублей за тот же лист. Так что теперь меня можно было считать вполне завидным женихом – умный, красивый, с деньгами… Шутка!
Из Москвы мы с Аленкой возвращались в машине дедуси с бабусей. На заднем сиденье. Обнявшись. И млея… Целоваться мы в присутствии взрослых не рисковали, но в обнимку нагло уселись. А потом моя малышка уснула у меня на плече.
– Ну ты как, сильно устала? Завтра на танцы идем или отдыхать будешь? – тихонько поинтересовался я, когда мы уже свернули с Киевки в сторону города и моя любовь открыла заспанные глазки. Совсем умоталась, бедненькая…
– Ты что – идем, конечно! – тут же вскинулась она. Во-от – а сначала не хотела ходить!
Дело в том, что осенью я вдруг обнаружил, что мне стало как-то… пустовато жить. После того как я закончил «художку» и «музыкалку», у меня внезапно образовалась масса свободного времени. Причем в будни. Часть из него я, естественно, направил на писательство, но этого мне оказалось мало. Что было вполне объяснимо – до этой осени многие годы подряд мои дни были заполнены почти до отказа. Я все время куда-то бежал, чем-то занимался, куда-то опаздывал… а теперь вдруг оказалось, что большая часть того времени, которое я на все это тратил, внезапно оказалась свободной. И мне от этого стало как-то неуютно жить. Я просто не понимал, что мне делать с такой чертовой тучей времени.
Попытки его убивания с помощью обычных для ребят моего возраста занятий мне не понравились. Все эти шляния по окрестностям, посиделки на лавочках или детсадовских верандах по вечерам с пивом и куревом меня совсем не впечатлили. Я и в прошлой жизни ничего подобного не любил. Нет, гулял, конечно, но по большей части предпочитал глотать взахлеб книжки. И мечтать – представляя себя то индейцем, то космонавтом, то капитаном атомной подводной лодки. Причем частенько увлекая своими играми и друзей… Но, увы, подобное было еще как-то возможно, будь я помладше. К сожалению, в индейцев или там мушкетеров девятиклассники как-то уже не играют! А до появления «толкиенутых» еще больше десятилетия, потому что даже первый том «Властелина колец» в СССР издадут, если мне не изменяет память, лишь в начале восьмидесятых. А второй-третий вообще в девяностые…
Впрочем, кое-какой бонус подобное времяпрепровождение мне принесло. Все-таки «парень с гитарой» в это время во дворе – король! А после «Вариации на тему Моцарта» забацать «Плачет девочка в автомате», «Ветер с моря дул» или «А я всегда искал такую…» особого труда не составляет – а они как раз и были теми самыми песнями, которые пели во всех дворах страны. Это потом уже, гораздо позже, их стали исполнять всякие Осины, Маркины и Натали. Впрочем – и пусть. Петь они будут точно не хуже, чем в большинстве дворов, так что появится лишний повод понастальгировать… Но другая сторона этой популярности меня почти сразу же начала напрягать. Я и так после выхода моей первой повести начал пользоваться большой популярностью у противоположного пола. Даже намеки начали делать. Как такие… завуалированные, так и весьма откровенные. Но советская школа – совсем не то место, где эти намеки можно как-то реализовать. А после школы я, как правило, либо был с Аленкой, либо сильно занятый. И тут это «сильно занят» взяло да и исчезло. Ну и еще, до кучи, увеличилось число тех, кто делал намеки. Причем за счет именно «откровенных». Потому как девочки, которые допоздна торчали с пацанами во дворе и баловались пивком, в некоторой своей части уже были как бы не совсем девочки. А те, кто еще девочки, как выяснилось, – были совсем не прочь перестать ими быть. И лучше всего с кем-то поинтереснее, чем Петька из соседнего подъезда. А тут – на тебе, симпатичный, накачанный, улыбчивый мальчик, да еще и писатель, и по телевизору его показывали! А у меня у самого гормоны бушуют так, что тестостерон чуть из ушей не брызжет. Возраст – ети его мать… Так что иногда, вечерами, мне приходилось чуть ли не отбиваться гитарой. Потому как, несмотря ни на какие гормоны, я не собирался разменивать свое будущее семейное счастье на однократное успокоение гормонального шторма в темном углу соседней веранды! Но и это еще не все. Пацанам, как выяснилось, тоже со мной очень хотелось… Ну то есть, кхм… конечно, не «это дело». Тут даже слова еще такого – «толерантность» – не знали. А за намек на что-то подобное вполне можно было с налета получить в глаз. Так что им хотелось со мной, как здесь это называлось – «задружиться». Что непременно предусматривало совместную выпивку. Особенно с учетом того, что верховодили в дворовых компаниях зачастую ребята постарше – пэтэушники последних курсов или вообще из техникума… И никакие отговорки насчет того, что я, мол, спортсмен, у меня типа режим, – не проходили от слова совсем. Потому что спортсмены в это время также частенько, квасили по-черному. Так что любые дворовые посиделки неизменно заканчивались уговорами:
– Ну че – по чутку?
– Ты че, маленький, что ли?
– Да ты не бойся – никто твоей мамке не стукнет!
