— Нет, — на автомате отрезаю я.
— Ты боишься меня?
В следующие несколько секунд мне приходится выдержать острый и пристальный взгляд японца. Не сомневаюсь, что так он может долго смотреть. В моем случае — пока не отвечу.
Я его боюсь?
— Какая-то часть меня — да, Акио! Но это лишь КАКАЯ-ТО часть меня, — выделяю я голосом.
Меж тем я четко ощущаю толчки моторчика в груди. Сердце так и бух-бух, бух-бух.
— Мы только поговорим, — великодушно уверяет он, а я ему не верю! Смотрю в его глаза и пытаюсь разгадать, что он задумал. Но выходит все с точностью да наоборот. Это он изучает меня. Чуть наклонив голову набок, мужчина не сводит с меня глаз, словно желая загипнотизировать.
— Поехали, — елейно призывает мой новый знакомый, не сводя с меня глаз, — свободное время надо использовать по назначению, не так ли?
— Ведь не «поговорить» же, да?
— Если сама пожелаешь.
Мне будто мерещатся эти слова.
— Зачем ты так настойчиво звать меня, если я не хочу?!
— «Не хочешь» или «боишься»? Ты сама призналась, что испытываешь страх. Это делает тебе честь, что не корчишь из себя…
Мы смеряем друг друга взглядами.
— Ты поедешь со мной для того, чтобы убедиться, что я тебя не укушу, не съем, не убью.
Искренность последних слов Акио выступает мне гарантом безопасности. Я киваю и молча поднимаюсь.
Подмечаю, что черное такси или вовсе не такси без промедления подхватывает нас у бара.
— Куда мы едем? Ты же не местный, — спохватываюсь я.
— Увидишь.
На дорогу уходят минуты. А потом машина притормаживает у роскошного отеля, в котором останавливаются преимущественно иностранные граждане.
Акио перехватывает мой вопросительный взгляд, но ничего не поясняет. Не помню, на какой этаж, мы поднимаемся и в какой номер заходим, но от волнения все происходит будто в тумане.
В себя я прихожу, когда слышу беззаботный смех и вздрагиваю.
— Сейчас меня боится «какая-то» часть тебя, или страх поглотил тебя целиком? — с вызовом глядят черные омуты.
Очень смешно!
Насупившись, присаживаюсь на первый попавшийся диван и только потом решаюсь оценить обстановку. Японец уходит куда-то в сторону, и я могу это сделать спокойно. А апартаменты очень даже ничего!
— Люкс?
— Да, президентский.
— Ты шутишь? — в шоке округляются мои глаза.
— Не было свободных номеров. Только этот. Компания платит. Мне-то что? — улавливаю в голосе собеседника непонятную для меня расслабленность. Может, мне пора продышаться?
Замечаю, что Акио избавился от верхней одежды и теперь возится у бара. Тоже снимаю пальто. Мой жест послужит новоиспеченному знакомому сигналом, что я не так напряжена и напугана, как он считает. Но только я почувствовала, что мой пульс выровнялся, как своенравный японец убивает меня своим наглым вопросом:
— Сколько у тебя времени не было близости с мужчиной?
Дерзко вскидываю на него глаза. Он стоит, уперев руки о барную стойку, и ждет ответа.
— Не твое дело! — пусть хоть придушит!
Странно, но моя реакция его не разозлила.
— Это говоришь ты, — спокойствие и твердость его голоса поражают. — А что говорит твое тело? — темные глаза смотрят строго и ожидающе.
Что будет, если я скажу правду? Он посмеется надо мной?
— Ты уже приняла условия игры, — его взгляд смягчается, — отступать поздно.
— Если ты читал мою биографию, то прекрасно знаешь, — предпринимаю попытку избежать конкретного ответа.
— Опять отвечаешь мне ты, а не твое тело. Почему ты боишься огласить его ответ?
— Может мне стыдно перед самой собой, — сдвинув брови, без интереса рассматриваю тяжелые и вычурные портьеры.
Акио подхватывает стаканы и направляется ко мне.
— Что это?
— Вода.
Усмехаюсь.
— Обычно мужчина пытается напоить девушку, чтобы дала и побольше. А ты мне предлагаешь воду, — я не сдерживаю снисходительную и в то же время удивленную улыбку.
— Мне импонирует, что ты говоришь откровенно, только не переходи границу вульгарности, — он протягивает мне стакан с водой.
— Постараюсь, — выдыхаю вслух, про себя я полностью согласна с дельным замечанием Акио.
Ну вот, наступил момент, в который мне становится легче дышать.
— Ты так круто говоришь на русском, что я уже начинаю сомневаться, кто ты есть на самом деле, — не отрывая взгляда от маневрирующего по комнате собеседника, пью воду.
— Моим наставником был русский академик, который эмигрировал в Японию, — делится он и почему-то в следующий момент резко отворачивается.
— У тебя был наставник? У рекрута? — вспыхивает мое любопытство.
Успеваю заметить, как он высоко поднял голову и настороженно замер. Акио стоит ко мне спиной, но я так явно ощущаю, как напряжение скачет по его телу от макушки до пят, и от пят до макушки. А мне наоборот становится легче.
— Это больше было по дружбе, нежели имело денежную подоплеку.
Наконец он оборачивается и, прищурившись, глядит на меня.
— Ты очень ловко ушла от ответа.
— Ой!
— Так сколько?
— Не скажу! — улыбаюсь и упрямо качаю головой.
— Иди сюда, — японец протягивает мне навстречу руки, — не бойся, не съем!
Я нехотя поднимаюсь на ноги и подхожу. Он осторожно разворачивает меня спиной к себе и опускает свои ладони на мои плечи. Его пальцы умело распределяются по поверхности и не больно сдавливают их. Чувствую, как тело расслабляется, а разум притупляется. Я невольно прикрываю глаза, и с губ моих срывается тихий стон. Точечный массаж едва не отключил мое сознание.
— Сколько? — слышу его ненавязчивый голос совсем близко, — должно ответить тело, — напоминает он, лаская дыханием мои волосы.
— Два с половиной года.
Акио тут же собирает мои распущенные волосы в охапку и чуть тянет назад, чтобы я приподняла подбородок, и, касаясь своей щекой моей щеки, вкрадчиво шепчет:
— Напомни мне, какой самый страшный грех?
— Предательство.
— Ты предаешь себя…
