Пуго улыбнулся и ответил:
— Это приказ, а приказы следует выполнять.
Громов не выполнил приказа. Позвонил командиру Особой мотострелковой дивизии имени Ф. Э. Дзержинского, предупредил, чтобы тот не выдвигал свои части в центр Москвы.
Командующий десантными войсками генерал Грачев не спешил выполнять приказы министра обороны, но и боялся слишком рано переходить на другую сторону. Он занял выжидательную позицию, и это было одной из причин провала путча. Маршал Шапошников тоже не спешил поднимать в воздух военно-транспортную авиацию, чтобы перебросить дополнительные десантные части, ссылался на плохую погоду. Шапошников и Грачев договорились не участвовать в действиях ГКЧП.
А вот Пуго даже 21 августа продолжал требовать неукоснительного исполнения решений ГКЧП, хотя уже было очевидно, что попытка взять власть не удалась. Генерал Громов рассказывал, как в половине девятого вечера они с Шиловым (два первых заместителя министра) зашли к Пуго и заявили, что не будут выполнять его приказы.
Пуго улыбнулся и пожал плечами:
— Какой я дурак, что поверил Крючкову и послушал его.
В дни путча люди проявлялись и с наихудшей, и с наилучшей стороны.
Советник президента СССР Примаков с внуком Женей отдыхал в санатории «Южный» неподалеку от Фороса, где был блокирован Горбачев. О том, что Горбачев отстранен от власти, Евгений Максимович узнал одновременно со всей страной. В болезнь Горбачева не поверил, потому что накануне президент беседовал по телефону со своими помощниками.
Во второй половине дня 18 августа у Примакова в санатории перестали работать спецсвязь и городской телефон. Успокаивали: быстро починят. Но 19 августа с президентом уже не соединяли. В тот день страна проснулась и узнала, что президент Горбачев отставлен от должности, а всем управляет Государственный комитет по чрезвычайному положению. ГКЧП продержался всего три дня. Но эти три дня разрушили нашу страну.
В том же санатории отдыхал секретарь ЦК КПСС Петр Лучинский:
«Утром жена включила радио, и мы не поверили своим ушам: Государственный комитет по чрезвычайному положению берет на себя всю полноту власти!.. Горбачев тяжело болен, Янаев его замещает. Взялся за трубку «ВЧ», но правительственная связь уже не работала. Позвонил Примакову по внутреннему телефону, тот тоже ничего не понимает. Решили встретиться на берегу. Там, под тихий шелест волн, уже волновался народ. Получил известие: к Горбачеву никого не пускают, он изолирован КГБ».
Во второй половине дня Евгений Примаков, Петр Лучинский и старший советник президента (недавний секретарь ЦК КПСС) Вадим Медведев вылетели из Симферополя в Москву. Настроение у всех было неважное. Не знали, кто их ожидает у трапа во Внукове.
20 августа в кремлевском кабинете члена Совета безопасности Примакова собрались Вадим Бакатин, Вениамин Александрович Ярин (рабочий-металлург из Тагила, он был избран народным депутатом СССР, а затем перешел в аппарат президента), Вадим Медведев и президент Научно-промышленного союза Аркадий Иванович Вольский.
Именно Вольскому вечером 18 августа позвонил из Крыма Горбачев. Приезжавшая из Москвы делегация ГКЧП уже покинула его, и правительственную связь отключили, а об обычном городском телефоне не подумали. Высокопоставленные чиновники быстро привыкают пользоваться только спецсвязью.
— Я лег подремать на даче, — рассказывал Вольский. — Дочка кричит: «Пап, тебя Горбачев зовет». Я спросонья не сразу сообразил, что не может президент звонить по обычному телефону. Трубку снял: Михаил Сергеевич. Голос торопливый: «Аркадий, имей в виду, я здоров. Если завтра услышишь, что Горбачев болен, не попадись на эту удочку». И повесил трубку.
Аркадий Вольский стал главным свидетелем того, что ГКЧП врет насчет неспособности президента Горбачева исполнять свои обязанности.
Помощники президента решили прежде всего сделать заявление по поводу происходящего и передать его по каналам ТАСС:
«Считаем антиконституционным введение чрезвычайного положения и передачу власти в стране группе лиц. По имеющимся у нас данным, Президент СССР М. С. Горбачев здоров. Ответственность, лежащая на нас, как на членах Совета безопасности, обязывает потребовать незамедлительно вывести с улиц городов бронетехнику, сделать все, чтобы не допустить кровопролития. Мы также требуем гарантировать личную безопасность М. С. Горбачева, дать возможность ему незамедлительно выступить публично».
Примаков позвонил в ТАСС. Ему ответили, что подобный документ они сейчас распространить не могут. Вольский забрал заявление и передал в Интерфакс.
Евгений Максимович позвонил председателю Верховного Совета Лукьянову. Прочитал ему заявление, составленное вместе с Бакатиным.
Лукьянов твердо сказал:
— Публиковать это не надо.
Примаков объяснил:
— Заявление уже опубликовано.
Примаков набрал номер министра иностранных дел Бессмертных:
— Саша, мы тут с Бакатиным такое заявление написали. Давай я тебе его прочитаю… Как ты на это дело смотришь?
Предложил Александру Александровичу как члену Совета безопасности к ним присоединиться. Тот отказался, сославшись на то, что он должен руководить министерством и «осуществлять преемственность внешнеполитического курса».
Вольский вспоминал:
— Для Примакова и Бакатина угроза ареста была вполне реальной, поскольку они как члены Совета безопасности отказались поддержать ГКЧП.
21 августа вице-президент Янаев, пребывавший в мрачном состоянии, позвонил Примакову:
— Надо встретиться. Зайди на пять минут.
Уже было ясно, что путч провалился. Янаев сидел за письменным столом и читал «Правду». На первой полосе — подписанные им указы. Янаев стал говорить Примакову, что именно он ночью отговорил членов ГКЧП от штурма Белого дома, а утром дал указание выводить из города войска.
Примаков посоветовал Янаеву немедленно поехать на телевидение, в прямом эфире распустить ГКЧП, осудить путч и покаяться. Это единственное, что может его спасти.
Янаев не нашел, что ответить, кроме сакраментального:
— Надо подумать.
Маршал Язов приказал вывести войска из города.
Членам ГКЧП министр обороны обреченно сказал:
— Мы проиграли. Умели нашкодить, надо уметь и отвечать. Полечу к Михаилу Сергеевичу виниться.
Сергей Степашин:
— Я, Виктор Иваненко, Сергей Шахрай находились в кабинете у Бурбулиса, на четвертом этаже, с правой стороны Белого дома, где окна выходят на бывшее здание Совета экономической взаимопомощи. Наши разговоры с чекистами и телеграммы в определенной степени сработали. Мы же потом проводили анализ. Практически все территориальные управления КГБ СССР заняли выжидательную позицию. И в том числе и питерское управление, и московское. Я уже не говорю про территории, они замолкли и наблюдали: чья возьмет?
