— Конечно, так может показаться. Но на самом деле он потерял гораздо больше, чем приобрел. — Лицо Эйнсли исказила судорога боли, когда Колин, взяв ее на руки, начал осторожно подниматься по узкой деревянной лестнице. — Он обречен. Хоть ты-то это понимаешь?
— Да. Сейчас ты убедишься, что от огня пострадал не весь замок. Конечно, стены кое-где изрядно закоптились, но твоя комнатка осталась прежней.
— Какое счастье!
Только когда Колин уложил Эйнсли на кровать, предварительно промыв и обработав ее раны, у нее появилась возможность спокойно поговорить с братом. Он присел на краешек кровати и заставил сестру выпить медового напитка. Колин выглядел подавленным, но она не знала, чем поднять его настроение.
— Ты должен уехать из Кенгарвея, Колин, — наконец мягко проговорила девушка, беря брата за руку.
— Интересно, куда?
— А что, если обратно в монастырь?
— Нет, я не могу туда вернуться. Когда отец решил, что учиться дальше мне ни к чему, он не просто забрал меня оттуда, но и увез все ценное.
— Из церкви? Ограбил святых людей?
— Не такие уж они святые, девонька. Большинство их изрядно погрязли в грехе и не думают о спасении души.
— Моя вера в святую церковь на глазах дает трещину, — изрекла Эйнсли и с удивлением услышала, что Колин засмеялся. — Гейбл вернется, Колин!
— Знаю. Еще я заметил, что ты называешь его просто Гейбл. Значит, отец прав?
— То есть ты тоже считаешь, что я шлюха?
— Нет. Но, наверное, ты действительно спала с ним.
Эйнсли покраснела.
— Это не имеет значения, — коротко бросила она.
— Для меня — нет, но отцу незачем знать, какие чувства питает к тебе этот норманн. Он не преминет этим воспользоваться, и ты окажешься между двух огней.
— Вряд ли… Но хватит об этом. Послушай, что я тебе скажу, Колин! Гейбл обязательно вернется и сравняет Кенгарвей с землей. Если таков будет приказ короля, у Гейбла не будет выбора. Нам остается молиться, чтобы воины Бельфлера участвовали в этой операции!
— Не понимаю, почему об этом нужно молиться. Какая нам разница, кто придет под наши стены?
— Гейбл не станет ненавидеть человека только за то, что тот носит имя Макнейрн. Он умеет быть милосердным. Правда, в данной ситуации у него нет выбора. Ему придется или убить нашего отца, или доставить к королю, который прикажет казнить его. Но я боюсь другого… В этой битве будут участвовать не только люди Гейбла, но и те, кто хотел бы потопить в крови каждого, кто носит имя Макнейрн, например, Фрейзеры и Макфибы.
Колин со вздохом провел рукой по своим длинным, плохо подстриженным рыжеватым волосам.
— Тогда мы обречены. Эти люди не остановятся, пока не превратят Кенгарвей в груду пепла и не потопят его в море крови.
— Вот именно! Поэтому я прошу тебя, если — вернее, когда — на нас нападут и ты увидишь, что битва проиграна, обещай мне сдаться человеку из Бельфлера.
— Зачем? Чтобы меня заковали в цепи и приволокли к королю? Я предпочитаю умереть от удара меча, чем подвергнуться мучительному наказанию, которое изобретет для меня король!
— Нет, тогда у тебя появится шанс остаться в живых. Гейбл поклялся, что постарается сохранить жизнь всем, кто не повинен в предательстве. С отцом все ясно — он обречен с той самой минуты, когда у реки была выпущена первая стрела. Но ты не обязан умирать вместе с ним! И ты, и другие наши братья останутся в живых, если сдадутся Гейблу. Он вовсе не намерен уничтожить весь наш клан. Он хочет мира и надеется договориться по-хорошему с сыновьями человека, с которым не сумел прийти к согласию.
— А как он намерен поступить с его дочерью? — тихо спросил Колин.
— Сохранить жизнь. Ничего другого он сделать не может. — Эйнсли с грустью улыбнулась, откидываясь на жесткие, набитые сеном подушки. — Он слишком хорош для такой девушки, как я… Так поклянись мне, Колин, что сделаешь все, чтобы спастись самому и сохранить жизнь нашим братьям!
— У меня нет никакого желания умирать, Эйнсли. Только когда брат ушел, девушка поняла, что так и не добилась от него желаемого обещания. Она вздохнула. Наверное, Колин не поверил тому, что она рассказала ему о Гейбле, считая, что, ослепленная любовью, она не замечает очевидного. Надо постараться переубедить брата. Время еще есть — пройдет несколько недель, а то и месяцев, прежде чем начнется битва. Возможно, только весной Дуггану Макнейрну придется заплатить за свое предательство.
Эйнсли беспокоила судьба Рональда, а при мысли о Гейбле внутри у девушки все переворачивалось. Однако она постаралась выбросить из головы печали и тревоги. Ей надо побольше отдыхать и набираться сил, чтобы поскорее поправиться. Прежде чем война придет под стены Кенгарвея, она должна поговорить с отцом. Надо постараться внушить Дуггану, что если для него все кончено, то пусть хотя бы попытается спасти клан. Такая дерзость может дорого ей обойтись, но Эйнсли не собиралась отсиживаться в своей уютной комнате, когда под угрозу поставлены жизни множества людей. В крайнем случае отец снова изобьет ее, но для того чтобы выдержать следующее испытание, она должна как следует оправиться от предыдущего.
Погружаясь в сон, Эйнсли помолилась за Рональда. Хорошо бы его нашли, причем живого! Она так привыкла к этому славному старику, к его ненавязчивым мудрым советам… Да в конце концов было бы просто несправедливо, если бы за предательство лэрда поплатился его ни в чем не повинный родственник! Эйнсли помолилась и за Гейбла. Она заметила, как он был взбешен, когда отец обрушился на нее с кулаками. Наверняка рыцарь чувствует себя виноватым в том, что с ней произошло. Значит, она должна обязательно встретиться с ним хотя бы раз, чтобы снять с его души эту тяжесть.
Глава 15
— Вы должны поговорить с парнем, — сказал Рональд, обращаясь к двум молодым людям, которые, понурив головы, сидели у его кровати. — Он уже неделю грустит. Разве этим поможешь делу?
Джастис обменялся взглядом с Майклом и обернулся к Рональду:
— Я думаю, Гейбл сам это понимает. Он не хуже нас знает, что придется доложить королю о неудаче и, следовательно, обнажить меч против вашего клана.
— Да, похоже, этот дурень Дугган не оставил пареньку выбора…
— Ты поразительно спокойно относишься к тому, что твой клан подвергнется уничтожению!
— Наши люди долгие годы прожили под угрозой уничтожения — с тех пор как мой отец был молодым, а может быть, еще раньше. К этому нельзя относиться спокойно, потому что — хотите верьте, хотите нет — в нашем клане есть вполне достойные люди, а теперь им придется платить за кровавые преступления своего лэрда. Но, как я уже сказал, меч давно занесен над нашими головами, и хотя мне жаль, что сейчас этот меч окажется в руках сэра Гейбла, но я его не виню. По-моему, больше всего он встревожен тем, что в стенах Кенгарвея находится Эйнсли.
