Как только оба они оказались обнаженными, он накрыл ее своим телом, наслаждаясь теплом ее шелковистой кожи. Ему хотелось заниматься любовью неторопливо, показать ей, как он бережно относится к ней, но едва она провела ладонями по его бедрам, он понял, что не сможет больше сдерживаться. Его чувства были слишком сильными, а страсть — слишком яростной.
Кловер наслаждалась его безудержностью. Сейчас уже ничто не напоминало о том, что случилось всего четверть часа назад. Сейчас ей хотелось только одного — обнимать этого большого, сильного мужчину, который, к счастью, был ее мужем. Это был лучший способ доказать, как много его любовь значит для нее.
Она касалась каждой клеточки его тела, пробуя ее на вкус, а он проделывал то же самое с ней. Осознание того, что он ответил на ее любовь, настолько усиливало желание Кловер, что она стала такой же безудержной в своей страсти, как и он, — она отвечала поцелуем на поцелуй, лаской на ласку. То она была сверху, то он, и вот уже их тела слились в один разгоряченный клубок плоти, запутавшийся в простынях.
Достигнув пика наслаждения, они содрогнулись одновременно. Захрипев, Баллард рухнул в ее объятия. Она крепко обнимала его, надеясь, что он никогда больше не будет говорить о том, что готов вернуть ей свободу. После той страсти, которую они только что испытали, он должен понять, что, кроме него, никто ей не нужен. В этой безумной страсти должны были сгореть все их сомнения и страхи.
— Ах, милая, — прошептал он, откидываясь на подушки и осторожно потирая раненый бок, — думаю, мы должны хотя бы немного контролировать это пламя, пока окончательно не поправимся.
Он поцеловал ее запястье и вновь заключил в свои объятия.
— Значит, ты все-таки позволишь мне остаться? — пробормотала она и улыбнулась, когда он чертыхнулся.
— Как тебе удалось мои самые лучшие намерения выставить в таком идиотском свете? — проворчал он.
— Возможно, потому, что они действительно идиотские. — Она улыбнулась ему, когда он поднял голову и сердито посмотрел на нее. — Ах, Баллард, ты такой хороший. — Она поцеловала его. — Но мне придется немножко потрудиться, чтобы излечить тебя от приступов глупости.
Он мстительно пощекотал ее, и она засмеялась.
— Я не знал, что ты любишь меня, Кловер, — произнес он тихо, когда они вновь расслабились.
— А что это меняет?
— Это меняет все. А когда ты поняла, что любишь меня?
Он рассеянно поглаживал ее упругий живот, дожидаясь ответа.
— Когда вернулась домой после похищения. Боже, как мне хотелось, чтобы ты крепко обнял меня, показал, что рад тому, что я цела и невредима!..
Она чуть не рассмеялась, заметив растерянность на лице мужа.
— А я стоял, как немой болван. Прости меня, дорогая, я, наверное, причинил тебе ужасную боль.
— Это еще мягко сказано. Но ты и сам испытывал страдания, так что забудем об этом.
— Но почему ты не сказала мне? Ты простила меня, поверила мне, когда я рассказал, что произошло, и мы снова стали близки. Но почему тогда ты не сказала, что любишь меня?
— Потому что мы никогда не говорили о любви как об одной из сторон нашего брака. — Она улыбнулась, заметив его удивление. — Мы говорили о том, что будем вместе трудиться, строить совместную жизнь, даже о детях мы говорили, но никогда не говорили о любви.
— А мне так и не довелось за тобой поухаживать, — сказал он, мрачно глядя в потолок.
— Меня это не беспокоит. Я прекрасно смогла обойтись без глупых букетиков и прогулок под луной, тем более что в наших местах москиты такие злющие. — Кловер провела по его лицу кончиками пальцев.
«Мне никогда не надоест смотреть на его лицо», — подумала Кловер.
— У нас было слишком много неотложных дел, да и Томас с его навязчивой идеей не позволял нам столь легкомысленно тратить время, — сказала она.
— Возможно, теперь, когда опасность миновала, мы можем отправиться куда-нибудь вместе — одни, как полагается молодоженам. Мы имеем право на уединение — это то, чего нам всегда не хватает. Вот тогда я и смогу попрактиковаться в ухаживании.
— Мне бы этого очень хотелось. — Она замурлыкала от удовольствия, когда он медленно и крепко поцеловал ее. — Может, нам стоит пригласить Теодора? — Она засмеялась, потом снова стала серьезной. — А когда ты понял, что любишь меня? — спросила она тихо.
— Когда мы возвращались домой от Потсдама. Тогда же я и решил, что должен отпустить тебя на свободу.
— Что ж, по-моему, ты сполна заплатил за эту глупость.
— Ох, милая, я с лихвой оплатил собственную глупость еще тогда, когда обдумывал этот безумный план.
Она обхватила его лицо ладонями.
— И мы больше не будем выдумывать такие глупости?
Баллард улыбнулся ей:
— Нет, если ты будешь постоянно напоминать мне, что никогда не оставишь меня.
— Мне нетрудно будет убедить тебя в том, что я хотела бы оставаться в твоих объятиях. А тебе придется напоминать мне, что ты хочешь именно этого — держать меня в своих объятиях.
Он коснулся своими губами ее теплых губ.
— Это самая приятная обязанность, которую женщина может возложить на своего любящего мужа.
