— И когда Томас узнал об этом, он бросил тебя.
— Да, именно так все и случилось. Теперь я не только лишилась приданого. На мне еще ответственность за братьев и маму.
Говоря это, она наблюдала за реакцией Балларда Макгрегора, поскольку понимала, что именно иждивенцы будут самым большим препятствием к их союзу.
— И у вас нет родственников, которые могли бы помочь?
— Есть одна, — ответила Кловер и обратила внимание на знакомый экипаж, который как раз в этот момент по роковому стечению обстоятельств подъезжал к их дому. — Но она не поможет. Кстати, вот и она. Здравствуй, Элис, — поприветствовала она свою старшую сестру, когда та подошла к ним, и Баллард встал, чтобы откланяться даме.
В который уже раз Кловер задалась вопросом: как такая внешне прелестная женщина может быть такой скупой и мелочной?
Пышная светловолосая Элис была одета по последней моде, но Кловер заметила, что ее губки, похожие на бутон розы, еще недавно вызывавшие всеобщее восхищение, становятся поуже, а уголки рта от постоянной недовольной гримасы все чаще опускаются вниз. Видимо, внутренняя сущность Элис стала менять ее ангельские черты.
— Почему ты сидишь на крыльце, словно какая-то служанка? — спросила Элис.
— Я вела приятный разговор на полуденном солнышке с мистером Макгрегором. А что ты здесь делаешь?
— Я была в шляпном магазине миссис Лэнгдон и увидела, что Томас прогуливается с Сарой Марстен. Разве ваша помолвка разорвана?
— Да. А ты приехала выразить мне свое сочувствие?
Элис проигнорировала язвительное замечание сестры.
— Я этого ожидала. Позволь мне пройти.
— Зачем?
Кловер не сдвинулась с места, решив узнать истинную причину визита своей бессердечной сестры, прежде чем позволить ей сделать хоть один шаг.
— Если ты не будешь обустраивать свою жизнь с Томасом Диллингсуортом, тебе вряд ли понадобится вся эта мебель.
— Нет, понадобится! Из всех этих стульев и диванов получатся отличные дрова для отопления той дыры, в которую мы скоро переедем.
Кловер страшно хотелось дать сестре по физиономии, но она сдержалась, не желая устраивать перед Баллардом скандальную сцену.
— Не говори ерунду. Однако прежде чем ты вытворишь какую-нибудь глупость, я хотела бы спасти несколько вещей. Особенно меня интересует мраморный столик в маминой спальне. Он хорошо впишется в мою гостиную.
Когда Элис попыталась подняться по ступеням, Кловер снова преградила ей путь.
— Ты не подвинешься? — резко произнесла Элис.
— Еще один шаг к двери, и ты точно получишь этот мраморный столик — он опустится прямо на твою пышную прическу. — Кловер крепко сжала кулачки, сдерживая все возрастающее желание дать сестре пощечину. — Убирайся отсюда!
— Как ты смеешь разговаривать со мной в подобном тоне? После смерти нашего отца-неудачника у меня есть полное право прийти сюда и взять все, что мне понравится!
— Я лучше сожгу всю эту мебель, но не допущу, чтобы она попала в твои руки!
— Элис, зачем ты пришла?
Услышав голос матери, Кловер тихо выругалась. Она позволила Элис протиснуться в дом, затем повернулась посмотреть, как сестра здоровается с матерью. У нее не было сомнения в том, что. Элис нанесет еще один удар матери, и Кловер очень хотелось воспрепятствовать этому.
— Мама, ты бы только слышала, как Кловер со мной разговаривала, — пожаловалась Элис. — Я пришла, чтобы помочь вам избавиться от лишней мебели. Теперь, когда выяснилось, что вы не будете жить с Томасом, вам уже точно не понадобится так много вещей. Кловер просто отказывается понимать, что я имею такое же право на то, что осталось после отца, как и любой другой член семьи. Ведь я, как и Кловер, твоя дочь.
— Нет, ты не моя дочь. — Смертельно побледневшая Агнес буквально выдохнула эти слова еле слышным свистящим шепотом.
Она захлопнула дверь перед своей старшей дочерью, и стук задвигающегося засова резко и отчетливо отозвался в неожиданно наступившей тишине.
— Все ясно, — пробормотала Элис, поворачиваясь к Кловер. — Значит, никто в этом доме не считает нужным войти в мое положение.
— Мы понимаем, что ты не хочешь иметь с нами никаких дел, — ответила Кловер. — И платим тебе той же монетой.
Элис начала спускаться по лестнице, бережно поддерживая свои юбки, словно боясь даже краешком одежды коснуться Кловер.
— Думаю, я никогда не дождусь благодарности за то, что я сделала для папы.
— Да что ты вообще когда-нибудь для него делала?
— Если бы не я и не мое положение в обществе, папу похоронили бы за оградой этого жалкого городского кладбища, но я шепнула словечко священнику.
— Не стоит поглаживать себя своими белыми ручками, сестрица. Ты к этому не имела никакого отношения.
— Чепуха! Никто не поверил, что это был несчастный случай. И священник не стал бы поддерживать эту ложь, если бы не я и влияние моего мужа Джона.
— На самом деле он занял такую позицию, потому что я сказала ему, что если он поведет себя иначе, то я позабочусь о том, чтобы все в Ланглейвилле узнали о его тайных свиданиях с миссис Паттерсон на Харбор-роуд.
Элис в ужасе уставилась на Кловер:
— Неужели ты шантажировала человека духовного звания?
— Да, именно так.
— Что ж, я очень рада, что ничем не буду связана с человеком, способным на подлые поступки.
— Эта подлость не идет ни в какое сравнение с поведением родственников, которые отворачиваются от своих близких в трудные для них времена.
— Я не могу позволить себе заниматься благотворительностью. Я имею определенное положение в светском обществе, которое должна постоянно поддерживать.
— Прекрасно. Иди поддерживай, но имей в виду, что сегодня тебе последний раз удалось причинить маме боль.
Кловер еще некоторое время наблюдала за тем, как Элис усаживается в экипаж и отъезжает, потом повернулась к Балларду и тихо произнесла:
— Мне очень жаль, мистер Макгрегор, что вы стали свидетелем столь неприятной сцены.
— Это было очень познавательно, — пробормотал он.
— Возможно. Но еще раз прошу прощения. Я же видела, как неловко вы себя чувствовали.
— Дело не в вашей ссоре. Когда твоя сестра отъезжала в своем экипаже, я вспомнил одну сцену в Эдинбурге.
— Если Элис напомнила вам о чем-нибудь, то наверняка эти воспоминания были не из приятных.
Баллард лишь улыбнулся в ответ:
— Да, не из приятных. Она напомнила мне тех леди, за которыми я, бывало, наблюдал в Эдинбурге. Я мог часами стоять на самой оживленной улице города и просто наблюдать за людьми, но особый интерес у меня вызывали состоятельные дамы.