У моего спасителя резкие, острые черты лица, небольшая бородка, сквозь которую виден старый шрам на подбородке, и тёмные улыбчивые глаза с лучиками морщин.
— Что? — вдруг спрашивает Ренат, поворачиваясь от окна.
— А? — «просыпаюсь» я. — Хм…Э-э-э… Основные черты французского импрессионизма.
— Они все светились, — убеждённо сообщает Муратов. — Люди на картинах. Особенно девушки.
— И это… всё?
Ренат пожимает плечами. Он уверен, что выразил самое главное. Мне нечего ему возразить. Я со вздохом беру зачётку и расписываюсь.
Мергелевск, август 2017 года
— Ты издеваешься? — спросила Марина, глядя на себя в зеркало. — Уолт Дисней представляет?
Игнат наклонил голову к плечу и развёл руками:
— Зато сразу озадачишь кавалера. Кто эта невменяемая красавица с царапинами на руках? Золушка, ты ли это?
Марина посмотрела на свои руки. Ну да, Пиксель на днях вдруг резко чем-то заинтересовался и вырвался из её объятий, поддав задними лапами и до крови продрав кожу у локтей.
— Мне нужно что-нибудь закрытое.
— А чем тебе не понравилось то платьице с чехлом?
— Ты просто зашёл и выбрал первое попавшееся!
— Я просто зашёл и выбрал самое подходящее! У меня глаз — алмаз.
— Ладно. Уговорил. Оно из них всех хотя бы не самое дорогое.
— И это бери!
— Ты чё? — Марина, скосив глаза, посмотрела на ценник на плече, — Ого! Не-не! И цвет не мой.
— Твой. Бери. Я дядь Борину программу знаю. Сначала гульки по городу, галереи-шмалереи, потом театр, потом ресторан и винишко, потом в номера. Одним платьицем не обойдёшься.
— Игнатик, — с чувством сказала Марина, — ты казался мне таким милым, неиспорченным мальчиком…
— Милым и неиспорченным я был в четыре года. А потом меня крестили. Как думаешь, мог ли я остаться несмышлёнышем с таким крёстным?
— И то верно, — вздохнула Марина. — Но я… как бы….ээээ… так далеко заходить не собираюсь, одно свидание и всё.
— Бери всё, что я для тебя отобрал. Если дед выставит текущие работы, то по давней, придуманной им самим традиции, он должен будет представить тебя как натурщицу, короче, выведет тебя в свет. В кожаных брюках туда пойдёшь?
— Ты меня разоришь, — пробормотала Марина, отдавая в руки девушки-консультанта несколько «плечиков» с покупками: платьем до колен с пышным белым футляром и чёрным гипюровым верхом, светлые брюки, джинсы с перламутром на карманах, пару блузок и последний выбранный Игнатом «шедевр» — вечерний наряд глубокого «морского» цвета с шуршащей, струящейся юбкой. — Подешевле магазина не нашлось? Я потратила почти всё, что у меня было.
— А чё ты переживаешь? Ешь ты за наш счёт, а теперь ещё за дядь Борин пропитанием разживёшься, не надолго, правда… потом его самого придётся кормить. Это у него тоже добрая, старая традиция. Одним словом, на что тебе ещё деньги тратить?… В этом магазине в приезды в Мергелевск отоваривается моя мама, а она по плохим местам не ходит. Цени совет.
… На следующий день Марина отправилась в знакомый салон.
— О, ты опять? — фамильярно приветствовал её тот же визажист. — В прошлый раз не познакомились. Ираклий.
— Марина.
— Как прошло в тот раз с моим сасным[2] луком[3]? Все к ногам пали?
— Те, кто должен был, тот пал, — засмеялась Марина, вспомнив Степана.
— Какой образ сегодня?
— Вот, — она показала ему фото платья.
— Хм… сидеть, молчать, на вот, журнальчик полистай, — Ираклий сунул ей в руки последний выпуск «Кофе», поводил рукой над столом. — Где ты, моя любимая кабуки[4]? А вот ты где, дорогая!
Визажист принялся отбирать косметику (по какому-то совершенно непонятному Марине принципу) из кучи коробочек, бормоча:
— Транслюсенька, Бекка, любимая…
Марина раскрыла журнал. Он был набит местной рекламой так, что разрозненные статьи казались неожиданными и чужеродными вкраплениями. Магазин часов, бутик белья, частный детский сад… реклама, реклама… Она раскрыла разворот в самой середине, прочитала, холодея, уже зная, кого увидит, переведя взгляд на соседнюю страницу: «Сумеречный театр Рената Муратова. Откровения и планы известного шоу-мена. Интервью Алёны Доньковой, эксклюзивно для «Кофе»».
— М-м-м, красавчик, — сказал Ираклий, прерывая свой трансцендентальный диалог с косметикой и заглядывая в журнал. — Мужчина. Как приятно, наконец, видеть мужчину, а не чёрт знает что! Правда, кошечка моя?
Оказывается, он обращался уже не к щёткам и пудре, а к самой Марине. Она согласилась. На все сто.
* * *
Ренат выехал пораньше, чтобы избежать пробок, зашёл в клуб и проверил материал к предстоящей презентации. Он был один в офисе. У всех остальных сотрудников выдалось три дня выходных, в честь фестиваля.
Ренат отключил компьютер и вышел на улицу. До отеля, в котором жила Лейла, было совсем недалеко.
Она спустилась в фойе, очень нарядно одетая. Люди оборачивались, когда она летела через зал, выстукивая каблучками, с прекрасным, открытым предвкушением на лице. Ренат ждал её в кресле у кофейных столиков. Он покачал головой в ответ на немой вопрос девушки-метрдотеля и продолжал сидеть, не соблазняясь выставленной на витрине выпечкой, аромат от которой заполнил весь первый этаж гостиницы.
— Уф! — Лейла плюхнулась в мягкое кресло. — Какие планы? Куда пойдём?
— Давай сначала поговорим. Ты же хотела поговорить сегодня.
— Здесь? — она с удивлением осмотрелась. — Ну… ладно. Пахнет-то как!
— Купить тебе что-нибудь?
— Нее-ет, — Лейла жалобно посмотрела в сторону витрины и вздохнула.
Ренат знал, что она стесняется своего роста и в меру пышных, женственных форм. Однажды, лет в девятнадцать, он в сердцах обозвал её толстушкой, а потом мучился, видя, как она расстраивается и чахнет над горсткой салата. Тогда он завёл электронную почту от имени тайного поклонника и каждый день присылал ей объяснения в любви и корявые стишки с воспеванием её красоты: тонкой талии, стройных ног и прекрасных глаз. Делал он это без всякой задней мысли, от чистого сердца. А в последнем письме сообщил, что обстоятельства заставляют его уехать далеко-далеко, но он уносит с собой её дивный образ. Лейла, кажется, так и не догадалась, кто был её поклонником, но с тех пор её диетические порывы оставались лишь порывами, до очередной пирушки с подругами.
— Хорошо, — сказала Лейла.
— Отлично, — кивнул Ренат.
— Давай поженимся! — хором сказали они.
Ренат удивлённо заморгал, а Лейла весело захохотала:
— Я знала, что мы с тобой думаем в одном направлении, и тебе это тоже придёт в голову!
