Он скосил взгляд, и они встретились глазами в отражении окна. Марина часто потом вспоминала его взгляд. Его глаза со странной поволокой, когда он обернулся. Воспоминание о взгляде Рената давало ей силы в самые сложные минуты. Парень с самыми прекрасными на свете глазами смотрел на неё таким взглядом, о котором могла бы мечтать любая девушка. А потом этот парень… прыснул, отвернулся и опёрся о спинку стула. Плечи его затряслись.
— Михеева, что у тебя в пупке?
— Пи… пирсинг… — растерялась Марина. — Мы с девочкой одной летом работали вместе… поспорили… я проспорила… Ренат…
— Господи, — простонал Муратов, ероша волосы дрожащей пятернёй, — как только начинаю думать, что меня уже ничем не удивишь, ты опять что-нибудь откалываешь.
— Ренат, — чуть не плача, протянула Марина.
— Не обижайся, я что-то разнервничался, — он уже был рядом, вскользь поцеловал её в губы, бросился в коридор, на ходу стаскивая джемпер: — Ложись, не мёрзни, я сейчас!
Она легла на свой «подиум», чувствуя себя пациентом на операционном столе. В душе зашумела вода. Марина несколько раз вдохнула и выдохнула, успокаиваясь. Но всё равно вздрогнула, когда Ренат, ещё влажный после душа, с полотенцем вокруг бёдер, скользнул под одеяло.
— Ты точно решила?
— Да.
— Боишься?
— Да.
Ренат поймал её взгляд, спросил с тревогой:
— Это не из-за…?
— Нет. Я уже не вспоминаю. Я тебя люблю. И боюсь. И хочу этого, правда.
— Сладкая моя карамелька. Сегодня твой день рождения, а подарки даришь ты.
— Я же знаю, ты ждал…
— Ты даже не представляешь, как. Не бойся. Я обо всём позабочусь. Я сделаю так, что ты запомнишь эту нашу ночь…
— … сумерки, — серьёзным тоном перебила его Марина, — это наши сумерки.
— …ты запомнишь наши сумерки на всю жизнь. И никогда не захочешь никого, кроме меня. Ничего не бойся, смотри на меня, чувствуй меня, не думай ни о чём… Ты вся… сияешь. Ты знала, что сияешь, как солнце? У тебя на груди… веснушки… настоящая карта поцелуев… и здесь… и здесь…
— Ой! Ренат! — протестующе пропищала Марина, ощутив его губы на животе.
— Я же сказал тебе, ничего не бойся, чувствуй… Господи, пирсинг!!! Поверить не могу!
Мергелевск, август 2017 года
… Пиксель спал у неё в ногах. Ему было хорошо. А Марине было плохо. Ей предстояло свидание, а она никого не хотела … никогда больше, с тех самых сумерек. И это нужно … менять, теперь, когда всё стало потихоньку налаживаться. Нужно что-то с этим делать, пока не поздно. Иначе она никогда не сможет нормально жить.
* * *
— Посмотри на меня! Любимый, посмотри! Я красивая?
— Да.
— Ты меня хочешь?
— Да.
— Ты мой, а я твоя, правда?
— Да.
— Нас больше ничто не разлучит, правда, любимый?
Ренат жадно отвечал на поцелуи, глядя на неё из-под полуопущенных век. Альбина, дрожа и постанывая, стянула с него рубашку.
— Любимый, как же ты исхудал! Дорогой, — она принялась целовать его в плечи и руки.
— Я скучал… я так скучал по тебе, карамелька…
— И я! Я тоже скучала!
— Где ты была так долго? Почему не пришла ко мне? Я ждал…
— Я здесь, здесь… с тобой… Я никогда больше не уйду.
Альбина села к нему на бёдра, прижалась со сладостным вздохом, медленно расстегнула блузку. Она всё продумала заранее: и бельё, и капельку духов на запястье, тех, что дарил ей Ренат, и мягкий свет. Он пришёл, как и обещала Нора…
… — Вот.
Гадалка не пошевелилась, только посмотрела на браслет из-под век с тяжёлым макияжем.
— Что, не её?! — испугалась Альбина.
— Её, — Нора продолжала сидеть, опустив руки на колени.
— Тогда…
— Видела, как кувшинки растут? Из самой грязи, из болота, из ила. Если пруд пересохнет, замрут, затаятся, а потом снова оживают. И ни одна крошка грязи к ним не липнет. Ничто не пристаёт. Лепестки гладкие…
— Я что, на курсы поэзии сюда пришла? — яростно прошипела Альбина. — Сказали принести? Я принесла! Вот, пользуйтесь.
— Ягодка моя, я тебе сейчас пытаюсь втолковать то, что ты и так должна была давно понять. Есть сферы, в которые лезть не сто́ит. Есть люди, к которым не сто́ит лезть. Хочешь, отдам тебе всё, что ты заплатила?
— Ничего не умеете, так и скажите! Я всем расскажу, что вы мошенница!
Нора тяжело вздохнула, медленно встала, бросила через плечо:
— Забери! Вещь эта ему очень дорога. Он за ней придёт. А ты не упусти шанс. Забери, говорю!
— Вы же даже в руки его не взяли.
— А мне и не надо. Когда он придёт, не отдавай браслет ни за что.
— Хорошо, — Альбина взяла со стола украшение и медленно опустила его в сумочку. Сказала хрипло, опустив взгляд: — На Валентинов день ушёл с утра, вечером вернулся пьяный, под глазом синяк. Достал из шкафа, на руку надел. На, Альбина! Носи! Вспоминай любимого! А утром… глаза продрал, чуть не убил, орал: «Кто тебе позволил?! Это не я! Я б не стал! Верни!»
— Говорю же, дорог он ему. Пока браслет у тебя, он будет к тебе приходить. А пока он будет приходить, приручи, прикорми, ты же девка умная, красивая, знаешь, что делать, — гадалка небрежно раскидала по столу засаленную колоду. — Не надевай только, не надо. Выиграешь — таких побрякушек у тебя сотни будут. Сейчас посмотрим, что нарисовалось тут у нас.
Альбина кивнула, завороженно глядя на чехарду грязных карточных лиц.
… — Марина.
— Что? — Альбина застыла с пальцами на застёжке бюстгальтера, медленно опустила руки.
— Я так долго искал тебя, Марина. Где ты была?
— Ренат?
— Я знал, что ты придёшь… найдёшь меня. Я видел тебя в саду. Ты сияла. Ты всё ещё… сияешь, как раньше… Марина…
Альбина с ужасом смотрела на молодого человека в своей постели. Ренат слепо тянул к ней руки, глаза его были мутными, вокруг век залегли тёмные круги. Она закусила губу и ударила его по щеке с размаха, истерично взвизгнув. Он мотнул головой, недоумённо заморгал. Она влепила ему вторую пощёчину. В третий раз он не позволил ей себя ударить — перехватил руку в воздухе, сжал запястье. Альбина дёрнулась, согнулась, опустилась лицом в подушку, зарыдав. Ренат медленно разжал ладонь, отпуская её руку. На лицо его вернулось осмысленное выражение, из глаз ушла любовная истома. Он перекатился по кровати. Оттолкнув от себя девушку, сел на краю, обернулся через плечо и сказал устало:
— Отдай мне браслет.
