Вадим… У неё до сих пор в животе холодно становится, когда она вспоминает о том вечере в «Кактусе». Зато теперь Марина полностью доверяет суждениям Нади. Та сразу сказала, что Ярник с приветом. Марину никогда так… не лапали, её вообще никогда ещё не лапали. А если рассказать Муратову про приставания Вадима? Нет. Они оба над ней посмеются, небось сами между собой это обсудили и перетёрли. Поэтому, может, Муратов и передумал за ней ухлёстывать — испугался, что она и его покусает. И слава богу. А то все уже замечать начали. А Вера Алексеевна вообще улыбается лукаво каждый раз, когда они с Ренатом оказываются рядом на репетициях.
Марина опять отвлеклась. На сытый желудок ничего не хотелось, даже влюбляться. Она мысленно отложила свои планы на потом и принялась внимательно слушать лекцию. Муратов снова побеспокоил её ум уже ночью, когда она засыпала, по привычке глядя сквозь окно и прутья балконной решётки на блестящие огни вдалеке. Деревья в парке облетели, и корабли огненным ожерельем скользили по бухте. Пришёл сон. Хороший, немного тревожный. Ей снилось, что она целуется с Муратовым в коридорчике «Кактуса». Губы у Рената мягкие, нежные, а не злые и требовательные, как у Вадима. Они целуются глубоко, но ей не противно, а приятно…
* * *
Муратов залез на балкон блока номер четыреста одиннадцать после полуночи. Марина спала под розовым ночником, улыбаясь во сне. Ночи стали холодными, и у неё появилось тёплое стёганое одеяло. В нём она была похожа на сахарную вату.
В последний раз. Он посмотрит на неё в последний раз. Прощальный раз. Это всего лишь … блажь, «twist in his sobriety»[1]. Ему просто нужно отвлечься… развлечься. Существует много способов выпутаться из этого… наваждения, Ренат в них большой специалист. Есть, в конце концов, девушки, общение с которыми никакой опасности для его будущей семейной жизни не представляет, дядя это тоже понимает, поэтому и позволял ему до сих пор… многое. А в остальном… зря он пообещал Андрею Эльмировичу вести чинную, правильную жизнь, зря. Впрочем, хорошо зная своего племянника, дядя вряд ли ему поверил.
Посёлок Лесенки, август 2017 года
Через несколько дней после ухода Танникова прицеп увёз его массажный контейнер. Марина решила, что это была последняя ниточка, соединявшая её с Борисом. Она всё время возвращалась мыслями к их последнему… разговору, успокаивая себя тем, что поступила правильно.
Она уволилась. Жить в профилактории ей оставалось неделю. Начались репетиции. Миша договорился об аренде небольшого зала в Лесенках. Им, как участникам лайн-апа, сделали скидку. Марина думала, ей будет тяжелее. Когда она в первый раз пришла на репетицию, музыканты встретили её очень тепло. Все, кроме барабанщика Степана, но даже он изобразил нечто вроде приятного удивления. На мгновенье Марине показалось, что Степан потерял к ней интерес. Только показалось. До некоторого времени дело ограничилось взглядами. Очень говорящими взглядами, но это… пока.
Сет-лист на стыке электричества и акустики у «Больших Надежд» был, на её взгляд, провальным. Спасти их от позора могли только «Восковые крылья», сингл, который группа выпустила год назад и который попал на двадцатое место в хит-парад радио «Ретро-Стрим». На что рассчитывает Миша? Какой ещё «Таймлайн»? Или как там этот клуб называется?
Юлию Марина так и не увидела. Как Миша от неё избавился, осталось для неё загадкой. К смене вокалистки музыканты отнесли с заметным спокойствием, лишь иногда в их репликах, разумеется, когда рядом не было барабанщика, мелькали фразочки, выдающие облегчение от ухода Юли. Марина же очень уставала. Долгий простой, жара и несколько простуд в холодном мае сказались на голосе — уменьшился диапазон и ухудшился тембр. Она понимала, что если она хочет и дальше петь, нужно искать фониатра и восстанавливаться. С другой стороны, хочет ли она петь? Работа в «Больших Надеждах» тоже не мёд. Полжизни в дешёвых отелях, в палатках на полигонах, вместо нормальной еды — вечная шаурма, до которой так охочи Макс и Миша (у них весь гастрольный инстаграм — по местам лучшей «шавухи»)
На репетиции побывала журналистка местной газетёнки, сыпала словечками «трендсеттер, селеб, культуртрегер, драйв» и комментариями, свидетельствующими о её полном невежестве в музыкальной области. Интересовалась загадочной новой солисткой, видимо, считая её единственной новостью, достойной внимания и перетирания в местечковой прессе. Миша вывел Марину из-под удара, журналистка уехала разочарованной, но обещала быть на концерте. Пусть.
Вечером после очередной репетиции Борис ждал Марину у профилактория. Под липами. Марина даже не замедлила шаг. Она очень устала. В душе клокотали злость и раздражение (Степан всё-таки улучил момент и прижался к ней в углу у кулера, будто бы протискиваясь между опорами зала), вид массажиста хорошего настроения не добавил, тем более, что Танников был гладко выбрит, свеж, красив и хорошо одет. Он подошёл, взял её за руку и молча повёл на каменистый пляжик. Там она села на выбеленную солью скамейку, прислонясь плечом к осы́павшейся «пальме». Боря остался стоять.
— Работала? — спросил он.
Она кивнула. Горло саднило.
— Когда уходишь?
— Уже. Ушла.
Боря поднял брови.
— Я пою опять, — объяснила Марина. Она немного рассказывала ему про группу.
— Ты же не хотела, — озадаченно проговорил массажист.
— Хочу пою, не хочу — тоже пою, — устало сказала Марина. — Предложили, я согласилась. А ты зачем приехал?
— Расплатиться по долгам. Одним хорошим предложением. Ты же просила… Марин, я всё помню. Ты мне жизнь спасла. Другая бы испугалась, сдала б меня отморозкам. Ты же понимала всё, но не сдала.
У Марины чуть не вырвалось: «Хочешь отблагодарить? Я передумала, не надо искать мне работу! Защити меня, Боря, ты сильный, я ведь тебе нравлюсь: я опять вляпалась в то же дерьмо, на этот раз по собственной воле». Но она вспомнила шрамы на плече у массажиста и покачала головой:
— Я ведь уже объяснила, что… не хочу… чтоб ты был мне что-то должен, не нужно этого.
Борис прищурился — судя по лицу, тоже вспомнил, как она «объясняла»:
— Ну, то что ты не хочешь, я понял. Вопрос: почему? Тебе что, девочки нравятся?
— Боря, — с упрёком проговорила Марина.
— А что? Бывает ведь. Нет? Ну, прости. Должен же я знать, за что меня отшили.
— Ты хороший и очень привлекательный, — сказала она, прикрывая глаза. — Можно я в другой раз тебе объясню?
Боря фыркнул, с досадой поддал носком дорогой замшевой туфли пляжную гальку — обувь запылилась мелкими ракушками и влажным песком.
— Короче, — сказал он. — У меня есть для тебя работа. Не отказывайся. Дело хорошее и несложное. Я говорил тебе, что Кардашев передо мной в долгу? А я в долгу перед тобой. Сечёшь?
— Нет, — устало сказала Марина.
— Кардашев предлагает тебе работать у него. Моделью. Натурщицей. Ты картины его видела? Маринкин, интернет для чего изобрели? Он рисует только рыжих, со спины, вполоборота… Нет, не нагишом, не волнуйся, хотя что в этом плохого, не понимаю. Платит хорошо, налом за каждую постановку, или как договоритесь. Обещал приплачивать за кофе, если согласишься, Кардашев — кофеман со стажем, благо здоровья хватает. У старика сейчас творческий кризис, пресса его поругивает, картины продаются плохо. Ему до сих пор всё похрен было, а тут он тебя увидел и оживился. Я же говорил — харизма, пользуйся, пока есть. Сразу уточню: ничего такого в мыслях у Терентича нет. У него двадцать лет назад жена умерла, с тех пор он один бобылём. Она тоже рыжая была, тётя Анжела. Дочка у Кардашева в Италии живёт, третий раз замужем, Игната мама. Внук здесь, мамаше он на фиг не нужен. Люся из старика только деньги тянуть умеет, а Игнасика- ретрограсика учить надо. Он на первом курсе в ЮМУ. Что касается тебя, с Терентича — питание, проживание в доме в посёлке, прочие расходы. Даже готов заключить с тобой договор, если захочешь.
