На этом закончились ее фильмы ужасов и актерская карьера.
Она стала миссис Адаме, супругой Джона Уолтона Адамса третьего, а еще через
шесть месяцев родился Джейсон, улыбчивый крепыш с густыми, рыжими, как у мамы,
волосиками, которые в первый год торчали ежиком. Малыш был такой
очаровательный, а Джек — так нежен с ней, что Джейн почти не тосковала по
покинутому ею миру. Первые пять лет замужества у нее в общем-то и не было
времени тосковать. Александра родилась, когда Джейсону исполнилось два года, а
Алиса еще двумя годами позже. Александра оказалась похожей на Джека, Алиса же —
ни на кого, кроме разве что матери Джека. Семья получилась идеальная, и Джейн с
радостью окунулась в заботы о ней. Дети не давали покоя днем, а Джек — ночью.
Казалось, он никогда не насытится женой. Порой он не мог утерпеть и брал ее в
ванной, пока дети смотрели телевизор или ужинали. Он изнывал, дожидаясь ее в
постели, и каждую ночь они занимались любовью, даже если Джейн была слишком усталой,
чтобы думать, разговаривать или есть после целого дня кутерьмы с детьми. Порой
ей казалось, что у нее совершенно не остается времени для себя, но ее это не
огорчало. Она хотела быть идеальной женой, идеальной матерью и делать всех
довольными и счастливыми. О себе Джейн думала редко и была просто благодарна
судьбе, что, приехав из далекого Буффало, стала госпожой Адаме. Лучшей роли она
для себя не искала, и лишь когда дети пошли в школу, стала тосковать по всему,
что бросила ради Джека. К тому времени ей было двадцать семь лет, но она
выглядела почти так же, как десять лет назад, особенно когда поздним вечером
плавала обнаженная в бассейне. Джек наблюдал за ней, затем гасил свет в доме и
тоже нырял в воду, к супруге. Джейн не следовало беспокоиться, что дети могут
подсмотреть, ей вообще не нужно было ни о чем беспокоиться. Джек сам
беспокоился обо всем: об их счетах, их жизни; говорил ей, с кем надо
встречаться, что нужно делать, что надеть. Он кроил ее по своему представлению
об идеале, и единственным, что не соответствовало этому представлению , была ее
любовь к своей прежней работе. Иногда Джейн заводила разговоры о возвращении к
актерскому труду, но муж не желал об этом слышать.
— Это не твое амплуа. И никогда им не было… — говорил
Джек жестким тоном. — Это мир бродяг и бездельников.
Джейн не нравилось, когда ее супруг так высказывался. Она
любила мир Голливуда и все еще скучала по некоторым из ее давних друзей, с
которыми Джек запретил ей встречаться, вплоть до того, что, увидев, как она
однажды писала рождественскую поздравительную открытку своему агенту, выбросил
ее, сказав:
— Забудь об этом, Джейн. Все это кончилось.
Джек хотел, чтобы так было. Очень хотел. Хотел, чтобы она
все это забыла… даже любимые роли… своих знакомых… прежние мечты… Алисе было всего
три года, когда в супермаркете какой-то мужчина вручил Джейн свою визитную
карточку. Он был агентом по поиску талантов и пригласил ее зайти в его офис на
экранную пробу. Джейн рассмеялась. В свое время она слышала массу таких
предложений, особенно когда впервые прибыла в Лос-Анджелес. Несмотря на
настойчивость агента, она так ему и не позвонила и в конце концов выбросила
карточку. И все же тот человек взбудоражил в ней чувства, которые она слишком
долго подавляла. Однажды она позвонила своему бывшему агенту, просто, чтобы
сказать «привет!», спросить «как дела?». Тот стал умолять ее вернуться к
съемкам и сказал, что мог бы найти для нее работу. Спустя шесть месяцев,
приехав в Лос-Анджелес за покупками, она зашла повидать его, так, из
вежливости. Он заключил ее в объятия и стал умолять разрешить сфотографировать
себя. Джейн разрешила и даже потом послала еще несколько других моментальных
фотографий. Через четыре месяца поступило настоящее, серьезное предложение. У
агента была для нее роль.
В «мыльной опере», как он сказал. Роль была идеальной для
Джейн. Она пыталась обратить все в шутку, но агент не собирался упускать ее,
упрашивал пойти на пробы, «просто ради опыта… ради старой дружбы… для себя
самой… чтобы не пропали даром труды прежних лет…». Джейн ночью в кровати
обдумывала его слова. Она и хотела попробовать, и в то же время боялась, что
скажет Джек, не знала, как начать разговор, как объяснить пустоту, одиночество,
которые испытывала, пока дети были в школе. Но Джека интересовало только то,
что было у нее между ногами. Он бы ее не стал слушать. Он вообще с ней не
разговаривал, однако испытывал к ней столь же сильное влечение, что и десять
лет назад, когда они впервые познакомились. Джейн знала, что должна благодарить
за это судьбу. Ее подруги жаловались, что мужья невнимательны к ним, не хотят
заниматься любовью, не проявляют к ним сексуального интереса… а она жила с
мужчиной, который был просто ненасытен, шептал за ужином фразы вроде: «Я
сегодня ночью прое… тебя до мозгов» — что вызывало в ней страх, как бы не
услышали дети. Джейн не в силах была с ним говорить. Он понятия не имел, что
творится в ее голове, в ее сердце… в ее душе… Зато это очень хорошо знал ее
агент. Он все прочел в ее глазах в тот день, когда она зашла в его
лос-анджелесский офис, и не собирался снова упускать ее. Агент знал, что ей как
актрисе есть что предложить и всегда было что предложить, причем не только
сексуальную завлекательность. Джейн обладала человечностью, порядочностью,
материнской теплотой и в то же время невероятной женственностью и была
интересна как для женской аудитории, так и для мужской.
В конце концов Джейн пошла на пробы. Был жаркий июньский
день. Она настояла, что наденет черный парик, который накануне купила. Когда
Лу, агент, увидел ее уже после отбора, то присвистнул, а затем расплылся в
широкой, счастливой улыбке. Джейн была похожа на Джину Лоллобриджиду, только
смотрелась завлекательнее, богаче и моложе той. И она получила роль. Даже ее
парик не вызвал сомнений. С ней были готовы немедленно заключить контракт. Джейн
явилась к Лу в офис в слезах.
— Что же мне теперь делать? — спрашивала она.
— Приступай к работе, вот и все. Глядя на нее, Лу
чувствовал, как бьется его сердце — не от похоти, а от радости, что удалось
найти ей работу. Он знал, что при ее данных с Джейн можно горы своротить, надо
только оторвать ее от болвана-мужа.
— Но что я скажу Джеку?
— Скажи, что хочешь снова работать.
Но все было не так-то просто. Не было никакой возможности
объясниться с Джеком. Вообще никакой возможности. Он не хотел ее слушать. Он
лишь ворковал и стонал, совершая половой акт, и каждый раз, когда Джейн
пыталась что-то сказать, переворачивал ее и снова брал. Это было просто
наказание. Джек таким образом уклонялся от разговоров с женой. Ему надо было
только, чтобы она с ним спала, заботилась о его детях и развлекала его гостей
во время званых ужинов.
Режиссер сериала подумал, что Джейн просто стесняется
попросить больший гонорар. Ей предложили в два раза больше. Лу звонил ей по
пять раз в день, и Джейн боялась, что трубку возьмет Джек. Однажды так и
случилось. Лу быстро сориентировался, сказал, что ошибся номером, и повесил
трубку. В конце концов Джейн сдалась. Дрожа от страха, она положила в сумочку
черный парик и пошла на студию для беседы. Там она в тот же день подписала
контракт, хотя и боялась своего поступка и реакции на него Джека, который не
раз говорил, что если она когда-нибудь вернется к актерству, то он вышвырнет ее
вон, и Джейн знала, что именно так он и поступит. Джек еще говорил, что оставит
себе детей, дом и все остальное. А для Джейн единственное, чем она дорожила,
были дети… и сериал… Самое ужасное было то, что она влюбилась в сериал под
названием «Наши тайные печали».
