***
Эротические игры, которые без устали придумывал достойный ученик изысканного Востока Габриэль, заканчивались в самых неожиданных местах. Как-то любовники пришли в себя на толстом персидском ковре, возле уютно потрескивающего очага, под меховым одеялом, искусно сшитым из хорошо выделанной овчины. Сабина, перевернувшись на живот и опираясь рукой на мужскую грудь, щекотала лицо и шею любимого тоненькой щепкой. Тот лежал на спине с закрытыми глазами, закинув бугрившуюся мышцами руку под голову, мягко улыбался и поглаживал любимую по спине.
— Скажи, — с трудом подбирая слова, наконец произнесла она, — у тебя ведь была женщина в Леванте? Я имею в виду не продажных девиц, а твою постоянную… любовницу.
— Зачем ты об этом спрашиваешь? — Продолжая улыбаться, Габриэль приоткрыл глаза и посмотрел на нее из-под длинных ресниц.
— Я чувствую, что у тебя есть целый пласт воспоминаний о жизни в Дамаске, которыми ты никогда ни с кем не делился. Я же рассказала тебе о своей жизни все. Так нечестно!
Габриэль продолжал молчать, про себя удивляясь тому, насколько верно ее замечание, подсказанное интуицией влюбленной женщины. Не дождавшись ответа, Сабина спросила прямо:
— Как ее зовут?
— Хайфа.
— Она сарацинка?
— Да, родственница араба, у которого я был в плену.
— Она тебя… принудила к…
— Можно и так сказать, — засмеялся Габриэль и прижал ее лицо к своей груди. — Давай закончим этот разговор!
— Она красивая? — продолжила допрос Сабина, подняв голову.
Шевалье понял, что отшутиться ему не удастся и этот разговор обязательно когда-нибудь продолжится. Лучше уж сейчас окончательно разобраться с прошлым, стереть все белые пятна.
— Очень красивая.
— Лучше… чем я? — Голос Сабины дрогнул. Она задохнулась от ревности.
— Вы с ней совершенно разные. Ты — яркая, солнечная! Тебя хочется носить на руках, ласкать, с каждым днем становиться лучше ради тебя…
— А она?
— Хайфа — загадочная, непонятная, манящая, как луна. С ней одновременно сложно и интересно.
— Ты любил ее?
— Уважал — да, безусловно. Но любил ли?.. — Габриэль приподнял пальцем лицо Сабины за подбородок, подчеркивая важность сказанного. — Ты прекрасно знаешь, что всю жизнь я любил только тебя!
— Но она ведь наверняка тебя любила? Тебя невозможно не любить!
Габриэль, тронутый последним замечанием, нежно поцеловал Сабину в губы.
— Почему она тебя отпустила?
— Сложно сказать. В начале наших отношений я считал ее поведение прихотью скучающей вдовы. Но со временем понял: она действительно меня любит и готова на любые безумства. — Продолжая исповедь, шевалье осторожно подбирал слова, чтобы не обидеть лежащую рядом дорогую ему женщину. — Хайфа очень богата, решительна, рядом с ней можно было бы прожить сытую, беспечную жизнь, в холе и неге. Но это не для меня. Я ведь себя уважаю…
— Иногда чересчур, — съязвила Сабина и тут же спрятала лицо у него под мышкой.
Габриэль, снисходительно вздохнув, чмокнул ее в макушку и продолжил:
— Я ни на мгновение не думал связать с ней свою жизнь навсегда. У нас ведь разное вероисповедание, большая разница в возрасте и неравное социальное положение: она знатная и богатая, я же — бывший раб, кафир. В конце концов мы расстались. У Хайфы не было выбора, и она отпустила меня, однако не стала преследовать и мстить, хоть и могла бы это сделать.
— Как в сказке, — вздохнула Сабина.
Уколы ревности истерзали ей душу, но она сама напросилась.
— Так ведь дело было на Востоке, а там все как в сказке. — Засмеявшись, Габриэль приподнялся на локтях; Сабина села рядом. — Но знаешь, теперь я лучше понимаю Тибо Шампанского и его чувства в королеве, над которыми потешаются придворные.
Он намеренно сменил тему разговора, и Сабина, благодарно посмотрев на него, пересказала одну из сплетен:
— Многие думают, будто Тибо мечтает жениться на королеве и укрепить таким образом свое могущество.
— Граф Шампани и без того один из могущественнейших людей во Франции. А его отношение к королеве Бланке мне вполне понятно. Он испытывает безмерное уважение к сильной личности, превозносит незаурядную женщину, поклоняется ее соблазнительной, но недоступной красоте. Ничего общего с земной любовью к своей единственной такое чувство не имеет.
— А какие слова говорят своей единственной? — еле слышно прошептала Сабина.
— Они не нужны.
И Габриэль в подтверждение опрокинул любимую на спину и покрыл ее тело неистовыми поцелуями, в жгучем безмолвии прося прощения за вынужденный рассказ о своем прошлом.
***
— Я обязана это сделать, Сабина, — сжав ладони, упрямо твердила королева. — Не вижу другого способа остановить волну злобных слухов.
Они сидели в креслах дворцового кабинета. На улице бушевала неистовая февральская метель, и даже плотно закрытые ставни не спасали от сквозняков. В комнате поставили дополнительные жаровни, но несмотря на это женщины зябко кутались в пледы. Уже догорала трехфутовая свеча, а Бланка все доказывала своей конфидентке неизбежность запланированного акта, вызванного отчаянием. Клеветническая кампания против нее, начатая осенью, после неудавшегося похищения Сабины приобретала угрожающие размеры. Теперь королеву обвиняли не просто в любовных отношениях с Тибо Шампанским и кардиналом Романо Франджипани, но и в том, что она беременна. Поскольку граф Шампани бывал при дворе только на многолюдных событиях, таких как рождественский пир, отцовство молва приписывала римскому кардиналу.
— Но это же — чушь, чушь, чушь! — не сдержавшись, закричала Сабина.
— Для вас. Для остальных же — политическая интрига, — негромким грудным голосом ответила Бланка, убеждая конфидентку, а скорее — саму себя. — Последние полгода я хранила гордое молчание, пока проплаченная чернь распевала на улицах Парижа похабные песенки с двусмысленными намеками. Сейчас же в куплетах прямо говорится о похотливой чужестранке-королеве, которая меняла любовников, как перчатки, и в конце концов понесла от римского попа. Подобная клевета уже открыто гуляет в стенах королевского замка; даже мои собственные служанки хихикают под дверью моей спальни. Мне все труднее сдерживаться… Но страшнее другое. Наши мятежные бароны намерены без всякого стеснения использовать слух о моей позорной беременности как повод для того, чтобы отстранить меня от регентства! Вельможи и епископы внимательно прислушиваются к интригующим гнусностям, ведь смена регента повлечет за собой политическую нестабильность. А в мутной воде всегда легче ловить рыбку.
— Может, дождаться Тибо?
— Нет! — резко мотнула головой королева. — Я спешу исполнить задуманное, пока граф в Труа! Он не позволит мне это сделать!
